Нулевой портал

— Нет, правда? — снова подмигнул Лозинский, уже другим глазом. — Потому что темнота — это не только страх. Это звезды в ночном небе и шебуршащий звук падающего с новогодней елки «дождика». Это сладкие детские сны — а если даже они вдруг страшные, можно накрыть голову одеялом, а под ним включить фонарик. И читать там любимую книжку в полной безопасности. И довериться взрослым, которые там, снаружи твоей крепости из одеяла, остановят всех чудовищ. Я плохо знаю Новый Завет, но с помощью отца Даниила запомнил одну фразу, которую боюсь переврать: если не будете, как дети, не войдете в Царство Небесное. В детстве, Анастасия, ты видишь мир таким, как он есть. И в своем воображении можешь делать то, что недоступно взрослому. А от воображения до реальности — один шаг.

Прим. авт.: цитату Лозинский все-таки переврал. «…истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное». Евангелие от Матфея, 18:3

…девочка Настюша просто взяла незнакомую сердитую тетю за руку. Сердитая голубоглазая тетя растерялась и шмыгнула носом, прикасаясь к детской ручонке. И шелковистый иней рассыпался в прах…

— Я же говорил, что надо научиться контролировать! — профессор откинулся на спинку стула и сделал попытку покачаться, но чуть не упал и прекратил это неблагодарное занятие. — Кстати, сейчас привезут пиццу, да не одну. Оставим Нефедову, но для меня ожидание сверх меры, пора подкрепиться!

Пиццу они дождались через полчаса. Не одну, а три разных, и отнюдь не самого мелкого размера. Для того чтобы разогреть пиццы в микроволновке, пришлось их, естественно, резать. Пока Лозинский справлялся с нехитрым делом нарезки, Настя робко спросила:

— А тот самый отец Даниил?.. Он не может помочь мне избавиться… ну, вы поняли.

— Понял, Анастасия. — Кивнул мужчина. — Только ведь это не посмертная тень менква на обочине в нехорошем месте, тут совсем другое. Нехорошее место освятить хотя бы можно, а касательно вас… В православной традиции не человек изгоняет из другого человека бесов, а Господь. Таким даром и правом — обращаться к высшим силам — обладает далеко не каждый священник, а единицы! Все остальное, включая массовые «отчитки» — простите, от невежества, личной гордыни и от лукавого.

— Но ведь может не получиться избавиться? — гнула свою линию Морозова. — Что тогда?

Профессор со стуком положил нож, затем вздохнул:

— Врачу, я думаю, сказать можно. И я, и Нефедов, — мы оба задали вопросы тем представителям ближайших филиалом ОМВО, до кого смогли дозвониться. Офисы-то изолированы, контактов особо нет… Если посторонняя сущность, тень, подчиняет живого человека — его ждет психическое расстройство как минимум. Смерть личности — как максимум.

Увы, в глубине души Настя уже была готова к таким страшным словам. Фрагмент бабушкиных записей с упоминанием о распаде личности наглядно это подтверждал.

— Но вы терпели ее рядом с собой в латентном состоянии очень долго и без ущерба для психики, иначе проблемы начались бы гораздо раньше! Она спала себе тихонько и не отсвечивала, пока посылочку не открыли. Так что повторюсь: контроль и еще раз контроль, пока… не удастся расставить все точки над «и».

За окнами уже стемнело — северный декабрьский день короток. Настя прожевала кусочек пиццы, но без особого аппетита. Из головы не уходила та самая девушка-куратор, о которой говорил Лозинский. После совместного перекуса Морозова попыталась вернуться к интересовавшей и беспокоившей теме.

— Я-то вряд ли смогу помочь, но давайте-ка, спросим у Елены напрямую! — Антон снова раскрыл свой ноутбук и развернул окошечко «Скайпа». — Уж она-то должна знать…

В окошечке появилось знакомое миловидное лицо, обрамленное темными кудряшками.

— Анастасия Юрьевна?.. Вы созрели для повторного входа в портал?

— Думаю, этот момент уже близок. Осталось совсем чуть-чуть. — Улыбнулась Настя или, скорее, заставила себя улыбнуться. Она не могла отделаться от ощущения, что за приветливым взглядом главы филиала прячется совершенно другой — цепкий, жесткий, без сантиментов.

Взгляд по-своему несчастливой женщины, у которой в жизни осталась только работа, но работа, вряд ли принадлежащая к разряду любимых занятий.

И Настя оказалась права.

— Елена, помните мой первый месяц в Сургуте? — спросил Лозинский, обращаясь к окошечку «Скайпа». — Со мной работала девушка. Олеся, которая была моим куратором. Я же потом суетился с переездом, уезжал, приезжал… Когда через год мне дали первое дело по «Теме», Олеси в штате уже не было.

— Конечно, помню. — Несколько удивленно отвечала Елена. — Чего вдруг заинтересовались, Антон? Или дела пересекаются?

Акцент на слове «дела» Морозовой совсем не понравился.

— Это интересно мне, Елена. — Девушка придвинулась к ноутбуку.

— Интерес праздный или… принципиальный?

— Принципиальный.

— Боитесь, что придется занять место куратора? — в голосе женщины появился холодок, и тут вдруг до Морозовой дошло, что собеседнице не слишком хочется обсуждать ту самую Олесю (имя, наверное, ненастоящее) с человеком, не имеющим пока что отношения к «Жизненному долгу».