Он медленно шагнул вниз по ступенькам, глубоко и с наслаждением вдыхая. Ночь была тихой, какою-то даже мёртвой. Со стороны озера несло сыростью вперемежку с каким-то запахом, который был незнаком Максу. Он блаженно потянулся, чувствуя, как расслабляется тело, и только рука оставалась напряжена. Макс с удивлением перевёл на неё взгляд, но увидел только силуэт, и тут, краем глаза он уловил быстрое, почти молниеносное движение. Что-то кинулось на него. Не похожее ни на тень, ни на крака, что-то меньших размеров, и каких-то размытых очертаний. Макс автоматически вскинул ружьё и потянул за правый спусковой крючок, но тот не сдвинулся ни на миллиметр.
– Чёрт! Предохранитель! – заметались мысли в голове, и он стал левой рукой судорожно искать рычажок предохранителя, но его не было.
– Что за фигня! – шёпотом выдохнул он, и тут до него дошло, что это не то ружьё, с которым ему завтра идти и из которого он стрелял, а ружьё деда. И где тут предохранитель, чёрт его знает.
В этот миг, то, что кинулось в сторону Макса, одним быстрым рывком добралось до него и вцепилось в правую руку. Макс почувствовал обжигающую боль и закричал от злости. Он выронил ружьё и стал кулаком ожесточённо колотить по голове вцепившейся в него твари, но той словно не было. Кулак ни на что не натыкался, он как будто проваливался в пустоту, и Макс понимал, что он колотит воздух, но не мог остановиться.
– Да что за чёрт! – закричал он уже ничего не понимая, и чувствуя, что боль растёт, а от твари ему никак не отделаться, он криком позвал – Егорыч!
И тут его осенило, что это она, та самая тварь, которая была во дворе тем далёким вечером, и что она вернулась, чтобы теперь не свернуть и не исчезнуть в темноте, оставив внутри него холодный комок страха, а напасть и убить. Убить, потому что она его запомнила тогда, и всё это время ждала новой встречи.
Словно прочитав его мысли, тварь стала расти в размерах. Макс видел, как она увеличивается, но всё так же не мог ни попасть в неё кулаком, ни схватить.
– Боже, как от неё отделаться – взмолил он, хватая руками пустоту возле своей руки – Дверь! Точно дверь, чёрт дери! Наружу! – закричал он и стал изо всех сил дёргаться всем телом. Секунд пять ему не удавалось, но на шестую он наконец-то вырвался из тисков сна и быстро дыша, подскочил и присел на краешек кровати…
– Дверь отсюда открывается наружу – тяжело, но с облегчением прошептал он – Это точно.
Он хотел провести рукою по вспотевшему лбу, но рука не послушалась.
– Отлежал – Макс улыбнулся, чувствуя вместо правой руки что-то ватное и безжизненное. Он принялся медленно растирать её левой, напряжённо прислушиваясь. А что, если сам шорох был не во сне? Что если он не приснился?
Он слушал минут пять, время от времени поворачивая голову то вправо, то влево, стараясь хоть что-то разглядеть в бездонной темноте, но ничего не увидел, и ничего, кроме Пашкиного сопения не услышал.
– Всё нормально – сказал он себе – Просто дурацкий кошмар.
Он очень медленно прилёг на левый бок, давая восстановиться кровотоку в правой руке, и опасаясь разбудить Пашку. Ему не хотелось, чтобы тот проснулся и как-нибудь почувствовал его страх. Страх, который уже отступал, но всё ещё был сильным. Это был тот давний, детский страх, который за последнее время уже трижды напоминал о себе. На горе, возле погребального костра, во сне, где он напомнит о себе в следующий раз? – задал себе вопрос Макс – Может и вправду я встречу здесь ту тварь из детства? Правильно Егорыч сказал, пусть снится. Чтобы привыкнуть, чтобы наяву не потеряться, не оцепенеть. Всё будет хорошо.
Макс закрыл глаза, и вяло улыбнулся.
– Завтра всё это закончится – подумал он – Должно закончиться.
Проснулся Макс от прикосновения к плечу, и понял, что его кто-то легонько тормошит. Он открыл глаза и увидел деда.
– Вставай, Максимка. Утро уже. Пора.
– Угу – вяло промычал Макс и принялся кулаками растирать глаза, чтобы хоть немного потянуть время. Первое, что он почувствовал, когда проснулся – это разбитость. Что было этому виной, то ли ночной кошмар, то ли просто общее напряжение, копившееся все эти дни, Максу было всё равно. Какая теперь разница – почему? От этого никому не горячо и не холодно. Плохо только одно, что разбитость останется теперь на целый день, до следующего сна.
Он обулся, и встав, с какой-то слабостью внутри потянулся. Состояние было – спать бы и спать ещё, но Макс не только понимал, но и даже ощущал, что сейчас из всех продолжений есть только одно – идти, и это не то утро, когда можно выбирать. Сравнить это ощущение можно было с тем, которое появлялось по утрам в детстве, сразу же после слов матери – пора в школу. Ох, как не хотелось тогда идти, но было нужно. Вот и теперь – нужно, и никаких альтернатив.
Он посмотрел на занавешенное окно. Из-за шторы не били лучи солнца, отчего в комнате было мрачновато, и Макс понял, что небо, скорее всего, затянуто облаками и о вчерашней внутренней бодрости, которую так просто давало солнце, можно только мечтать.
– А Пашка где? – спросил он и широко зевнул.
– Тут я! – донёсся крик из кухни.