Нуль

Один умный человек сказал, что страдание обладает иронией, а ирония страдания – «преддверие тайны». Этот человек был Октав Мирбо.

Вот, случилось, что и я, автор этого текста, рождаемого в горячке белых ночей, уподобившись замысловатой личности, которую пытаюсь описать, прибегнул к нарочитому цитированию. Однако цитата в данном случае вполне уместна, потому что связана с излагаемыми событиями не только текстом, но и магией чисел.

Октав Мирбо, французский писатель и критик, родился 16 февраля 1850 года, ровно за сто лет до Сергея. Умер он, по прихоти судьбы, также 16 февраля, но уже 1917 года.

В банк «Москва» Сергей смог поехать только в пятницу, и это было тоже 16 февраля. А дальше случилось то, что можно назвать и иронией страдания, и преддверием тайны (как на то посмотреть): открыв свой персональный сейф, Сергей обнаружил, что он пуст.

Там не было двух толстых папок с материалами «Черной книга». Там не было запечатанного конверта с дискетой. В ящике, предназначенном для хранения драгоценностей, вообще ничего не было, хотя всего лишь три недели назад Сергей собственными руками положил сюда то, что на данном этапе жизни было для него гораздо ценнее любых бриллиантов и изделий из драгоценных металлов.

Кто мог это сделать? И каким образом?

Сергей тупо разглядывал внутренность сейфа и ничего не мог сообразить.

Менеджер банка, приглашенный Сергеем в хранилище, страшно перепутался, но вразумительного ответа, конечно же, дать не смог. «Это ИСКЛЮЧЕНО», – бормотал менеджер, породистый красавец в идеально сшитом темном костюме и фантастически красивом галстуке, хотя вид сейфа красноречиво подтверждал банальную истину, что корнем слова «исключено» является все-таки «ключ», а не «замок».

Между тем ключ от сейфа был только у Сергея, и личный код знал только он один.

Сергей решил пока не возбуждать никаких дел в официальном порядке. Он лишь оставил у управляющего банком заявление о возмутительной пропаже, получил обещание, что будет проведено тщательное внутреннее расследование, и поспешил в свое издательство.

Петя по дороге разглагольствовал о женщинах. Сергей, в отличие от многих мужчин, сторонился разговоров на женскую тему, и Петя знал это, но сейчас, полагая, что их связывает великая тайна закрытой любви, считал себя свободным от запретов. Вообще говоря, насколько Сергей мог судить, Петя был примерным семьянином и в жене своей души не чаял, однако в молодости он слыл отчаянным «ходоком», вот эти похождения и были предметом сегодняшних воспоминаний.

Сергей слушал невпопад. Он был испуган и встревожен необыкновенно. Он смутно ощущал, что нити происшествий последних дней сплетаются, перекручиваясь, в какой-то единый клубок, и если постараться, то можно найти взаимосвязь между интересом чужих людей к «Черной книге», убийством Макарычева, резней в мотеле, пропажей из сейфа, а может быть, даже десятками других, мелких событий, разговоров, обмолвок, посторонних телефонных звонков, которые случаются ежечасно и на которые в повседневной суете, подчиненной главным – а в его случае трагическим – явлениям жизни, не обращаешь внимания. Если постараться…

Как Сергей ни напрягал воображение, а логическим путем установить эту взаимосвязь не удавалось. Клубок событий, в отличие от клубка шерсти, представлялся ему живым и шевелящимся, и из него торчали подрагивающие нервные нити, как… как смысл из слова.

Сергей в первую секунду даже не понял, откуда взялось в его голове это сравнение, но память тут же поправилась и подсказала источник. Это опять распахнулась дверца его литературного чулана, и опуда выпала фраза Мандельштама: «Любое слово является пучком, и смысл торчит из него в разные стороны».

В издательстве Сергей немедленно вызвал к себе Эдуарда Семеновича и рассказал о случившемся.

Эдик побелел.

- Ты понимаешь, что это исключено?! – непривычным для него высоким, звенящим голосом воскликнул он.

- Красавчик менеджер сказал мне то же самое, – ответил Сергей.

- Мы с них за это двадцать восемь шкур спустить можем!

- Конечно, можем, – согласился Сергей. – Но не будем. Если раскручивать историю, сразу же всплывет «Черная книга», а предавать ее огласке сейчас никак нельзя.

- Ты хочешь спустить все на тормозах? – ужаснулся Эдик.

- Пока – да, а дальше посмотрим, – сказал Сергей. – Пусть сначала «москвичи» проведут, как и обещали, внутреннее расследование.

Под «москвичами» в данном случае имелись в виду, разумеется, не жители города Москвы, а руководство банка.

- Слушай, Эдик, а где ты хранишь свою дискету с «Черной книгой»? – задал Сергей один из тех вопросов, которые у него созрели еще в машине, когда он вполуха внимал сладким переживаниям Пети.

- У себя в столе.

- Не в сейфе, не дома, просто в столе?

- Ну да, мне казалось, это достаточно надежно. Там валяется десятка полтора старых дискет, кто будет в них копаться?

- Давай посмотрим ее.

- Ну, Сережа, ты, видать, начал детективы перечитывать. Или даже хуже – шпионские романы из старинной «Библиотеки военных приключений». Тебе, случаем, враги народа вокруг не мерещатся?