Нуль

Наконец, память вернулась. Первое чувство, которое я испытал, была дикая злоба на человечество: надо же, окровавленный мужчина валяется в телефонной будке неизвестно сколько времени, мимо наверняка проходили люди, и ни одна сволочь не поинтересовалась, что с ним, не попыталась вызвать врача.

Слово «врач» тоже некоторое время летало в черепе ударяясь о стенки, но я его прогнал. Мне показалось, что я смогу справиться и сам.

Дальше я сделал следующее. Поплелся в сторону Рижского вокзала и в первом же ночном коммерческом киоске купил большую пластиковую бутылку минеральной воды. Встревоженный продавец задавал какие-то вопросы, но я отмахнулся от него. Отойдя от киоска метров на пятьдесят, я снял пиджак, рубашку, бросил их на асфальт, стянул майку, намочил ее минеральной водой и, преодолевая боль, стал осторожно промокать волосы и стирать кровь с лица. Мне очень хотелось верить, что череп не проломлен, просто сильно рассечена кожа на голове. Так оно впоследствии и оказалось.

Не знаю, насколько преобразили меня эти косметические процедуры, но жить стало немного легче. Я надел рубашку и пиджак и стал голосовать. Один тип на «Москвиче» не испугался моего вида и согласился довезти до дома. Взял он с меня сто тысяч, объяснив это ночным тарифом и «платой за страх». Видимо, милосердие он воспринимал как род коммерческой деятельности.

Вот такой у меня получился праздник – мой личный День автомобильного транспорта. На такси и частников я потратил в тот вечер и в ту ночь двести тысяч рублей, то есть около сорока долларов, деньги для меня очень немаленькие.

Войдя в квартиру, я долго поливал голову теплой водой – с волос текли розовые струйки, – а потом как мог обмотал свою бедную черепушку бинтом, прямо поверх мокрых волос. Санитар из меня, конечно, аховый, но я думал, что до утра как-нибудь дотяну, а уж там можно будет наведаться в травматологический пункт.

Только теперь мне стало интересно, который час.

Оказалось – два пополудни. Я не знал, что с двенадцати до часу до меня бешено дозванивался Сергей. Вообще вся история с Костиком как-то отодвинулась на задний план. А на переднем плане было очень простое соображение: выжить.

Голова по-прежнему раскалывалась. Мне показалось, что поднялась температура. Я выпил две таблетки анальгина и две – аспирина. Подождал минут пятнадцать. Облегчение не наступало. Тогда я выволок в коридор табуретку, встал на нее, борясь с головокружением, и заглянул на антресоли. Там у меня должен был лежать неприкосновенный запас – две бутылки водки. НЗ оказался на месте. Я откупорил одну бутылку, налил стакан и залпом выпил. Вот тогда мне стало действительно лучше.

К часу ночи Сергей окончательно понял, что Синицкий, то есть я, попал в беду. Телефон на моей квартире не отзывался. Сергей попытался позвонить моей матери – я иногда ночую у нее, когда приезжаю в Москву. Он знал, что моя матушка на ночь всегда выключает телефон и если трубку все же кто-то снимет, это может быть только один человек – я. Я трубку не снял.

И тогда Сергей сделал то, что и пообещал своей жене Кате. Он поехал ко мне.

В начале второго ночи Сергей вышел из подъезда и направился по Калибровской улице к Звездному бульвару. Не пройдя и ста метров, он услышал за спиной гудение мотора – его нагоняла какая-то машина. «Чем черт не шутит,– подумал Сергей,– может, остановиться?» И поднял руку.

Черт в ту ночь шутил особенно удачно. Машина остановилась. У Сергея даже не спросили, куда ему надобно ехать. Чья-то рука услужливо распахнула заднюю дверцу. В иных обстоятельствах Сергей никогда бы не сел ночью в иномарку, где, кроме водителя, есть еще и пассажиры. Это вообще одно из первых правил безопасности в ночной Москве: не доверяй иномаркам, добропорядочные граждане после полуночи спят либо подрабатывают извозом на «москвичах» и «жигулях», а не раскатывают в «тойотах» и «мерседесах». Однако после бешеного разговора с Костиком, после моего, странно оборвавшегося, телефонного звонка чувство самосохранения у Сергея притупилось. Он сел в машину. И тут же захотел выскочить наружу, но не успел – на нем уже защелкнулся ремень безопасности, плотно сковав руки.

За рулем «Мерседеса» сидел двойник Эрвина Роммеля, он же двойник Михаила Веллера, он же Тимур Анатольевич Марков, в миру – старший менеджер классного спортивного клуба «Факел-5».

На заднем сиденье, рядом с Сергеем, помещался человек, которого тот в полумраке мог бы принять за себя самого – такая же грузная фигура, такой же тип прически, длинные темные волосы, легкая курносость, полные щеки, вислые усы. Бальзак.

«Наверное, меня сейчас убьют», – подумал Сергей и удивился, что эта мысль пришла как бы извне, не вызвав особого содрогания.

– Здравствуйте, Сергей Владимирович, – ласково сказал Роммель. – Зря вы это. Не следовало вам ехать к Синицкому. Совсем не следовало.