Сон Мин напрягался каждый раз, когда они проходили мимо остановки автобуса, опасаясь, что здесь-то след и оборвется, потому что Финне приехал на автобусе. Но Каспаров все шел и шел, натягивая поводок и, судя по всему, позабыв о больных лапах, и на холмах в районе Рёа Сон Мин всерьез пожалел, что не сменил костюм на спортивную одежду.
Он вспотел, но все больше оживлялся. Они шли почти полчаса, и теперь ему представлялось маловероятным, что Финне пользовался общественным транспортом на некоторых отрезках пути, чтобы потом так долго идти пешком.
Харри смотрел на Порсангер-фьорд, на океан в сторону Северного полюса, в сторону конца и начала, туда, где в ясную погоду должен виднеться горизонт. Но сегодня море, небо и земля сливались в одно целое. Казалось, ты сидишь под огромным серо-белым куполом шатра, в котором тихо, как в церкви, и единственные звуки – это редкие жалобные крики чаек и ленивый плеск моря о борт лодки, где сидят молоденький парень и мужчина средних лет.
До него донесся голос Олега:
– …И когда я пришел домой и сказал маме, что сегодня на уроке поднял руку и заявил, что Старый Тикко – не самое старое дерево в мире, а всего лишь старейшие на земле корни, она смеялась до слез. А потом сказала, что именно такие корни у нас троих. Я не стал ей возражать, но про себя подумал, что это не так, потому что ты ведь не мой папа, а те корни были отцом и матерью Старого Тикко. Но с течением времени я понял, что она имела в виду. Корни – это нечто растущее. И когда мы с тобой сидели и болтали о… Да, о чем мы там болтали? О тетрисе. О коньках. О музыкальных группах, которые нам нравились…
– Мм… Или обоим…
– …не нравились, – Олег криво улыбнулся. – Именно тогда мы пускали корни. Так ты становился моим отцом.
– Ну, положим, отцом я был неважным.
– Ерунда.
– Хочешь сказать, я был средним отцом?
– Ты просто был
– Я тебя
– Когда я наконец-то побил твой рекорд в тетрисе, ты стал хвастаться, что зато знаешь наизусть все названия из «Атласа мира», стоявшего на полке. И ты ведь правильно рассчитал, как я на это отреагирую.
– Ну…
– Я потратил на это пару месяцев – помню, как приятели странно поглядывали на меня, когда я вдруг произносил что-нибудь вроде «Джибути», – однако в конце концов выучил назубок все страны мира, их государственные флаги и столицы.
– Почти все.
– Все.
– Не-а. Ты перепутал Сан-Сальвадор с просто Сальвадором и думал, что…
– Неправда, не было такого.
Харри улыбнулся и ощутил ее, эту улыбку. Она была подобна проблеску солнца после долгой тьмы. И хотя теперь, когда он окончательно проснулся, его вновь ожидала долгая тьма, хуже того, через что они уже прошли, быть просто не могло.
– Маме нравилось, – сказал Харри. – Ей нравилось слушать, как мы болтаем.
– Правда? – Олег смотрел на север.
– Она брала с собой книгу или вязанье и устраивалась поблизости от нас. Никогда не прерывала нас и не влезала в разговор, даже не прислушивалась к тому, о чем мы говорим. Она признавалась, что ей просто нравился звук нашей беседы. Ведь мы с тобой были мужчинами ее жизни.
– Мне тоже нравился звук, – произнес Олег и потянул удочку на себя, так что конец ее чинно склонился к поверхности воды. – Вашего с мамой разговора. Когда я укладывался спать, то открывал дверь, только чтобы вас слышать. Вы говорили тихо, и казалось, вы уже почти все друг другу сказали и все поняли. И вам были нужны только несколько ключевых слов. И все же ты заставлял маму смеяться. И в этом было столько умиротворения, что я спокойно засыпал.
Харри тихо засмеялся и кашлянул. Он подумал, что в такую погоду звук разлетается далеко – может, до самого берега. И для вида подергал свою удочку: не зря же они пришли на рыбалку.
– Хельга говорит, что она никогда не видела, чтобы два взрослых человека были настолько влюблены друг в друга, как вы с мамой. Она надеется, что и мы с ней тоже сумеем стать такими же, как и вы.
– Хм… Возможно, ей следует надеяться на большее.
– В смысле?
Харри пожал плечами:
– Сейчас я произнесу банальную фразу. Твоя мать заслуживала лучшего мужа, чем я.
Олег улыбнулся:
– Мама знала, что получает, и именно это она хотела иметь. Ей просто требовалась пауза, чтобы вспомнить об этом. Чтобы вы оба снова ощутили корни Старого Тикко.
Харри кашлянул.
– Слушай, наверное, пора рассказать…
– Нет! – перебил его Олег. – Я не хочу знать ничего о том, почему мама выгнала тебя. Если ты не возражаешь. И… о другом тоже.
– Хорошо, – кивнул Харри. – Каждый сам решает, сколько хочет знать.
Так он обычно говорил Ракели. Она, как правило, довольствовалась небольшим объемом информации.
Олег провел рукой по борту лодки.
– Лишняя правда причиняет боль, так ведь?
– Да.
– Я слышал, как ты сегодня ночью ворочался в гостевой комнате. Ты вообще спал?
– Мм…