Новый Вавилон

Этим местом был намоленный старинный монастырь, километрах в пятидесяти от столицы, построенный в семнадцатом веке для монахов и монахинь, скрывающихся от гонений. Алексий совершенно не понимал, как монастырь вообще уцелел в смертельном хаосе, который возник после Разделения и больно ударил по всем приходам. Теперь там проживала только небольшая группа совсем древних монахинь, которых чудом не стали трогать и гнать через границу, разрешив им дожить свой век и умереть в Богом забытом монастыре с богатой историей.

Увидев издалека высокую, позеленевшую от времени колокольню монастыря, Дронов перекрестился.

— Чудо Господне, что он не разрушен! Приехали. Здесь живут монахини, но ты, наверное, не понимаешь, кто это. Они приютят тебя на некоторое время, пока страсти улягутся.

Автомобиль подъехал по разбитой дороге к главному входу, и навстречу, из совсем облупившихся ворот, вышла пожилая сгорбленная монахиня в длинной черной одежде. Она остановилась и стала ждать, пока машина притормозит возле нее. Дронов, не спеша, чтобы не испугать женщину, вышел и снова перекрестился на монастырь.

— Бог в помощь вам, матушка.

Старая монахиня вздрогнула от звука языка, который не слышала за пределами монастыря много лет.

— И тебе, милый человек, того же, — она недоверчиво посмотрела на здорового парня со щетиной на лице, непохожего на тихого, смиренного прихожанина. От таких, добра обычно не жди. Ну, да на все воля Божья.

— Хотел, если вы позволите, обратиться к игуменье Аграфене Панкратовне с просьбой.

— Пре-еставилась матушка Аграфена в прошлом месяце, царство ей небесное. — Монахиня, растягивая слова, трижды мелко перекрестилась и поклонилась в сторону монастыря. — Кончина ее была, какая бывает только у праведников — непостыдной и мирной.

Дронов снова перекрестился. Дана с любопытством оглядывала монастырь и наблюдала за этим вежливым разговором через открытое окно.

— Что вам нужно-то было от игуменьи?

— Девушка со мной, она в опасности, и я хотел просить для нее защиты в вашем благодатном монастыре. Хотел подать так же немного на нужды монастыря матушке игуменье. — Алексий нащупал в кармане пачку денег.

— Свято-ое де-ело, храм наш давно в запустении и ухода просит, — заскрипела тягуче монашка. — А, то скоро совсем разрушится. Вы, проходи-ите внутрь. Нехоро-ошо, на пороге гостям стоять. Сейчас за старшую сестра Пелагея. Пойдемте, я вас провожу к ней.

Пелагея приняла их в своей небольшой, скромной молельне. Такая же старая, как и проводившая их сестра, с лицом, иссеченным глубокими морщинами, но глаза под тяжелыми веками были умные и проницательные.

Войдя, Дронов перекрестился на иконы и поклонился монахине. Худенькая, маленькая Дана застыла за его широкой спиной у входа.

— Хотел оставить у вас, матушка, на некоторое время эту молодую девушку. — Алексий взял Дану за руку и повел в сторону Пелагеи. Старая монахиня принялась пристально разглядывать смущенную девушку.

— Приютите ее. Она недавно потеряла родителей, и сейчас ей некуда пойти. Прошу вас принять ее и смиренно надеюсь, что в тихой обители она будет в полной безопасности. Вот еще… — Дронов достал из кармана толстую пачку денег и положил на маленький столик перед Пелагеей.

«Интересно, покойник — Хромой был бы доволен, узнав, куда в конце концов попал «его» гонорар?» — подумал вдруг Алексий, а вслух произнес:

— Хотел, матушка, пожертвовать на монастырские нужды скромную сумму.

Пелагея пока не проронила ни слова и не смотрела в сторону денег. Дронов терпеливо ждал.

— Как там, на родине? У нас здесь ни радио, ни газет. У меня сестра родная осталась в Бревске. Наверное, нет ее в живых давно. Мы сами, только благодаря Господу нашему и покойнице игуменье Аграфене чудом живы остались. — Она печально развела руками. — Так хочется узнать, что происходит в миру.

Голос Пелагеи был такой тихий и глухой, что Алексий едва слышал, о чем она говорила.

— Так давно нет ни радио, ни газет. Теперь, все новости в Сети — вот. — Дронов вытащил корпускул, показывая матушке. — Только в каждой стране своя Сеть и новости — вы, не узнаете из них, что происходит на родине, они не связаны, а даже наоборот — запрещены, — никто не хочет пускать врага в свой дом, а родина — живет потихоньку в благости. Все хорошо — люди работают, дети рождаются.

— А растут — то, счастливыми? — с надеждой спросила его монахиня. — Очень хотелось бы взглянуть, как там.

Дронов мог подключаться к «родной Сети» с помощью «Пола», но не хотел показывать, что на самом деле происходит в далекой для Пелагеи, но, по — прежнему, близкой и родной ей стране. Пусть хранит надежду и живет спокойно.

— Вы вернетесь за ней? — Пелагея в первый раз твердо и оценивающе посмотрела на Дронова. — Хотя, я все понимаю, не надо, не говорите, если хотите лишь успокоить меня или ее. — Она тяжело вздохнула. — Езжайте с Богом, мы с сестрами о ней позаботимся. Вижу, вы хороший человек, только успокойте вашу мечущуюся душу. Пока мы здесь живы и молимся Господу, ничто, и никто не будет ей угрожать. Дай Бог вам удачи.