Алексий остановился, но поздно – испуганный человек сделал резкое движение и сломал «бородатому» шею, а затем, также прячась за его спиной, принялся быстро и ловко обыскивать, еще недавно живого тюремщика.
– У него нет того, что тебе нужно. – Дронов отшатнулся и показал пистолет. – Твои похитители пытались и меня убить. Этого, я обещал не трогать, – стволом он указал в сторону мертвого бандита, – но судьба распорядилась иначе. Успокой, Господи, его душу.
Теперь он мог более внимательно рассмотреть бывшего узника.
Пленник весельчаков, оставшихся лежать на лесной дороге, был бледен, окровавлен, грязен и вид имел усталый. Он все еще недоверчиво смотрел на Дронова, поддерживая на весу мертвое тело.
– Положи его на ступени – ты отомстил сполна. Я, Алексий, из… ну, не важно. А ты откуда?
– Еремей. Из Оскова. Ты – местный? – Узник послушно опустил безжизненное тело.
– Нет. Если не хочешь выходить, сиди в подвале, а у меня мало времени, опаздываю. – Дронов стал подниматься.
Парень секунду подождал и, наконец, решившись, устало поплелся следом.
– Подожди. Я – с тобой.
Они поднялись на первый этаж.
– Надо уходить отсюда. Сколько их гнездится в этом притоне? Шум мог привлечь внимание. – Алексий прислушивался к звукам за стенами.
– Подожди, я чувствую, что деньги, которые у меня отобрали, все еще спрятаны, где-то в доме, попробую найти.
– Попытайся, но вокруг только кромешная темнота и вонючая грязь.
– Я знаю, где их спрятали – на кухне! Один раз подсмотрел случайно, когда меня допрашивали. – Тень воспоминаний пробежала по лицу контрабандиста.
Они прошли, подсвечивая фонариком дорогу, на кухню, захламленную всякой ерундой: ржавыми банками, пустыми и полными бутылками, окурками. На плите Дронов увидел облезлый таз и поднял, закрывавшую его крышку.
– Посмотри, на это! – он невольно отшатнулся.
В тазу лежал темно – красный обрубок, который недавно был человеческой рукой – кожа была снята и отмокала тут же. Опустив крышку, Дронов перекрестился. Еремей, казалось, никак не среагировал на страшную находку.
– Быстрее ищи, а то остальные ужинать приедут! – приказал ему Дронов.
– Кажется, нашел! Здесь, подсвети. – Парень откинул замызганный коврик на полу, вытаскивая что-то. Дронов увидел у него в руках большую, стеклянную банку, набитую деньгами. Разбив ее о край стола, счастливый пленник стал рассовывать их по карманам.
– Ого! Здесь и наши родные рубли, а у меня только их были, со зверями, едва успел за товар получить.
Еремей заметил на столе полупустую бутылку местной водки и глотнул из нее.
– За тебя, Алексий, а то в следующем тазу лежали бы мои мозги. Хлебнешь? – радостно спросил он у Дронова, но Алексий только брезгливо покачал головой в ответ. Ему хотелось быстрее покинуть этот дом, пропахший смрадом.
На улице они с удовольствием вдохнули прохладный и свежий сосновый воздух. Дана тихо лежала на заднем сиденье, закрыв глаза. Может быть, спала.
– Ты с Севастьяном не знаком, случайно, он тоже из Оскова? Из ваших, кажется, профессий. Такой… среднего роста, быстрый.
– По описанию, похож на моего напарника. Откуда ты его знаешь? Закурить нету?
– Не курю.
– Жаль. Вы куда дальше? Может, вместе? Теперь у меня есть, чем заплатить. – Еремей похлопал по карманам, набитым бандитскими деньгами.
– В столицу. Если хочешь, довезу.
– Спасибо за предложение, но меня ждут обратно. Здесь забрать надо кое-что, а дома семья. Во дворе видел машину неплохую, если заведется, доеду до границы.
– Тогда, прощай и учти, больше выручить не смогу – мне в другую сторону. И «спасибо» передай своему другу, Севастьяну. Он поймет, за что.
13. Проповедь. Лес
Ровно в три молодой Афанасий Вольный прибыл в ту же приемную Аввакума, в которой недавно дожидался аудиенции его отец. Иезуит в длинной черной рясе с большим золотым крестом на шее вышел из кабинета, поздоровался с оробевшим молодым человеком и, окинув того пронизывающим взглядом, немедленно велел следовать за ним.
– Мы опаздываем, – коротко объяснил он Афанасию.
Внизу их ждал длинный черный лимузин. Они погрузились в него и помчались с включенными маяками в сопровождении охраны по подмосковному шоссе, заранее очищенному полицией. Дорога до аэродрома, где стоял небольшой самолет с гербом Аввакума на борту, заняла полчаса.
– Нам лететь недолго, но у тебя будет время, меня выслушать.
В просторном, отделанном красным бархатом салоне они были только вдвоем. После взлета стюард с небольшой бородкой, одетый в строгую черную униформу, предложил им пообедать. Афанасий не сомневался в роскошности меню на борту маленького быстрого самолета.
Уютно устроившись в глубоком кресле, он наблюдал, как постепенно исчезают признаки цивилизации, а тревожные мысли поневоле крутились вокруг того, что он слышал об Аввакуме.
Его отец, например, считал иезуита выскочкой, втершимся в доверие к Патриарху, а в университете Афанасий слышал, как преподаватели восхищались твердой рукой церковника, сражающегося с ересью. Грозный иезуит возродил в стране публичные казни еретиков, собирающие восторженные толпы религиозных фанатиков и обывателей.