Новый Орлеан

Он готов был согласиться, что хиппи в свое время помогли делу чернокожего братства, иногда сами того не подозревая, иногда сознательно, когда в шестидесятые годы по Югу прокатились марши за гражданские права.

Однако, с точки зрения Эбона, время революционных хиппи прошло. Уж слишком долго они маршировали под набившими оскомину лозунгами вроде «Долой истеблишмент!» и «Долой свиней толстопузых!». Так долго, что надоели всем до тошнотиков.

Вопят «Долой конформизм!» во всю силу своих отравленных наркотой легких. А сами и есть конформисты — что в нарядах своих дурацких, что в своих лозунгах: вылитые роботы на несгибающихся ногах.

Да посмотреть хотя бы на этих четверых…

Тем не, менее Эбон без колебаний использовал хиппи, когда это было на пользу Лиге. Не допустить их шествия во время парада Рекса и было на пользу Лиге. Если хиппи выйдут завтра на улицы, это отвлечет какую-то часть внимания, пусть даже небольшую, от намеченной Лигой лежачей демонстрации.

Эбон намеренно не сел, по обеим сторонам его высились Эмбер и Грин. Жестом он пригласил четверку присесть на расставленные перед ним ящики.

Это давало ему выгодную позицию: смотреть на них сверху вниз и чувствовать себя полным хозяином положения.

— Мы с вами все революционеры, восстающие против существующего положения дел, — вкрадчиво начал он.

— В точку, приятель!

— Правильно говоришь!

— Обычно мы преследуем одни и те же цели, — продолжал Эбон. — Хотим низвергнуть толстопузых свиней и возвысить простой неимущий народ.

— Неимущий! Что верно, то верно, приятель!

— Но иногда мы путаемся друг у друга под ногами и только мешаем сами себе. Как вот в этот раз. — Голос Эбона зазвенел металлом. — Поэтому я и прошу вас отменить завтрашнюю демонстрацию.

— Погоди, погоди, приятель, мы как бы, понимаешь, уже все устроили, — вмешался «Панчо Вилья». — Все уже на мази. Дадим задний ход — легавые решат, что мы струсили. Они ведь нам уже как бы запретили. И подумают, что мы тормознули демонстрацию из-за того, что они нас припугнули.

— В принципе это не имеет значения, — возразил Эбон. — Еще не вечер. В другой раз проведете свое шествие. А мы вам поможем. Но завтра — наш день! Мне нужно, чтобы завтра вечером перед телекамерами была только одна Лига. А если ваши люди вмешаются, телевизионщики просто отмахнутся от еще одной демонстрации грязных хиппи, разве это новость?

— Хочешь сказать, что вас, чернокожих, никогда по телевизору не показывали? Брось, приятель, не смеши нас! — перебил его «Иисус Христос». — И не морочь нам голову всякой брехней про хиппи.

— Конечно, наши чернокожие братья устраивали демонстрации, но ведь не Лига. Мы сравнительно молодая организация. И для нас это единственная возможность стать заметными и быстро завоевать уважение. И я вовсе не хотел вас обидеть, когда назвал грязными хиппи. А сделал это умышленно, чтобы напомнить, как толпа будет вас обзывать. Более того, должен сказать вам, что наша лежачая демонстрация спланирована до» мельчайших деталей, как военная операция…

— Военная! — возмутился «Панчо Вилья». — Может, применишь напалм, как вояки во Вьетнаме?

— Нет! — рубанул воздух ребром ладони Эбон. — Просто объясняю вам, что ваши люди не столь организованны, как мы. И я не позволю всяким оборванцам сопливым срывать наши планы. — Тон Эбона стал жестким, если не сказать жестоким. — Более того, как и в любой военной операции, завтра будут потери. Кое-кто из наших братьев пострадает. А если еще вы впутаетесь, то и кое-кто из ваших тоже!

— Потери? Жертвы? Нет, ты что, приятель… — На лице «Иисуса Христа» появилось встревоженное и даже испуганное выражение.

Эбон уже вычислил для себя, что среди четверки именно этот бородач является заводилой. И сосредоточился только на нем.

— Именно потери и именно жертвы. Мы знаем, что это обязательно произойдет, и мы к этому готовы. А вы?

— Нет, мы как бы… Нет, мы не хотим, чтобы наши ребята пострадали. Пусть легавые, но не наши ребята… Нам бы помаршировать, попеть, может, несколько плакатов…

— Вот вам руки-ноги и переломают, а кого, может, и кокнут насмерть. К этому вы готовы?

— Чего же ты от нас тогда хочешь?

— Сидите завтра тише мыши. Никаких маршей, никаких песен, никаких пакетов с дерьмом, которые вы так любите швырять в легавых.

«Христос» задумчиво поскреб в бороде грязными пальцами.

— Мы выбрали парад Рекса потому, что это, понимаешь, самый такой заметный. Но ведь завтра будет еще один. Как он там называется? Комус, что ли?

А что, если мы махнем Рекса на Комуса, а?

— Нет, — твердо заявил Эбон, — завтра вообще никаких ваших демонстраций.

— Постой-ка, а кто ты вообще такой, чтобы нам приказывать? — вспылил «Панчо Вилья». — Мы, конечно, за вас, но что ты нам сделаешь, если мы сейчас пошлем тебя куда подальше, а?

Эбон уставился ему в глаза твердым взглядом:

— А я тогда распоряжусь, чтобы мои люди дали по мозгам паре-другой хиппарей. Тогда вам достанется и от легавых, и от наших братьев.

Бородач заерзал на своем ящике.

— Ты что, серьезно?