Новый мир. № 7, 2002

Ничего мне не надо. Пусть умирает звезда,
Не исполнив жалких моих, никому не нужных,
Безобразных желаний, стыдящихся на уста
Приходить. Ее смерть прекрасна и ненатужна,
Не замутнена тяжелым моим «хочу», —
Пусть она умирает, припав к твоему плечу
Головою пылающею, недужной.
Для того и развесил август свои сады
В остывающем небе, над дряхлеющею травою,
Чтоб приманивать глупое сердце на смерть звезды, —
Не поймаюсь, не бойся, Господь с тобою,
Не пожелаю лишнего. Вообще
Не пожелаю — то ли жидкость иссякла в жилах,
То ли слишком уж много звезд вотще
Головы серебряные сложило,
Обещанья не выполнив. Хоть одна
Будет избавлена от позора
И умрет свободной, чтобы, достигнув дна,
Тихо лечь — непроглоченная блесна —
Среди битых бутылок и жестяного сора,
Не желание вызывая, но зависть. Ведь это ложь,
Что с пустыми руками ныряют в бездну:
Все оставишь на этом свете, а смерть возьмешь,
Как кольцо, которое слишком тесно,
Чтобы снять его, отправляясь в путь, —
И во тьме летит небесное это тельце,
Заключив в округлом сиянье суть
Своего рассыпавшегося владельца.

* * *

Ночь. Негатив поселка.
Апофеоз небес,
Спелых, медовых. Только
Наглухо заперт лес —
Тыном, через который
Тихий огонь горит,
Падают метеоры —
Яблоки Гесперид,
Так же недостижимы,
Как вечера вдвоем,
Как голоса за ширмой
В детстве. За окоем
Капают — до любого,
Как до твоей руки,
Как до живого слова
Утром, через глотки
Первого кофе, в кружке
Синей. Чернеет пруд.
Боги свои игрушки
Здорово берегут.
Ясени, как атланты,
Возле крыльца стоят.
В сердце гуляет хладный
Краденых яблок яд.

Михаил Бутов В карьере

Бутов Михаил Владимирович родился в 1964 году. Живет в Москве. Лауреат премии Smirnoff-Букер 1999 года за роман «Свобода» («Новый мир», 1999, № 1–2).

Машина задела брюхом, колесо проскользнуло по глиняному крошеву.

Вытянули на плотное, утрамбованное возвышение — и остановились.

Мальчик, утомленный двухчасовым путем и неподвижностью, тут же выскочил, побежал вперед.

— Пап, — закричал он, — дальше яма! Одни ямы, ты слышишь, пап?!

Отец, не заглушив двигателя, вывесился из открытой двери, оценил травяную плешку сбоку от дороги, в три приема развернулся и чуть сдал задним ходом. Теперь машину обступили высокие, до крыши, золотистые метелки дикого злака, захватившего пахотное прежде поле.

Мальчик возвратился — он боялся отойти далеко и потерять из вида отца и машину.

В наставшей тишине гулкий, тяжелый звук вентилятора, дорабатывавшего свое под капотом, показался мальчику особенно наглым. Наглый, наглый, гл, гл, нгл, — от повторения слово истончалось, смысл пропадал, оставалась комбинация звуков, уместная в языке каких-нибудь гремлинов. Раньше мальчик слышал слово «наглый» только по отношению к людям, изредка к себе самому и вряд ли когда-либо произносил его, даже в уме. И вдруг обнаружилось, что со множеством разнообразных вещей оно способно сопрягаться плотно и точно, как сопрягаются между собой блоки конструктора «Лего». Это открытие удивило мальчика. И ему хотелось бы рассказать о нем отцу, но мальчик стесняется, угадав, что отца может рассмешить — пускай по-доброму — его наивное удивление.