Мальчонка уже полстолетний,
от “до” и до нового “от”
прошедший… Но, нет, не последний
в стране рифмователь пустот…
Ведь это же я, Боже правый!
Я-я! — как сказали бы те,
кто нашу сторонку державой
не видели по темноте.
“Я-я” —
Ужели вон тот мне — “Я-я”?
Мне — с выходкой полуседого,
тупого убийцы себя?
…Он ходит по мне и не знает,
что ходит по мне, — потому,
что лишь выживанием занят
и легче прожить одному.
Стихи со снотворным
Сколько еще потерять
жизней мне предстоит?
Где научиться опять
мягко судьбу стелить?
Снова снисходит заря,
снова все хорошо.
…Первое сентября,
в школу я не пошел.
* *
*
Последняя иллюзия, что плоть
еще немного — и сольется с миром.
Хоть с морем. Хоть с дождем. И это вплоть
до старости глубокой в доме милом.
Еще немного — тыща мелочей
и совпадений чуда и погоды:
ну, чтоб не холодней, не горячей
и сущее не все покрыли воды.
Еще немного — это вдруг, легко
от плоти погрузневшей отрешиться,
чтобы вкушать отдельно молоко
галактики
и мясо
синей птицы.
Зверослов
ТАНЯ МАЛЯРЧУК
*
ЗВЕРОСЛОВ
Thysania agrippina (Мотылёк)
1
На мироновском вокзале особенно красиво в это время года. Кто был здесь в конце мая — тот знает. Тот наверняка это чувствовал — будто стоишь чужаком посреди какой-то монументальной венской площади, широкой, белой и мраморной. Вокруг — множество незнакомых людей с тюками, цыганские таборы с колясками, мешками и замурзанными детьми, вспотевшие от неожиданно жаркого солнца милиционеры, здесь же две мусорные урны, из одной валит густой дым (это как раз занялась твоя незагашенная сигарета), вдоль низкого заборчика тянутся аккуратно покрашенные скамейки, внизу — торжественно белые, послепасхальные бордюрчики, есть и шесть-семь абсолютно идентичных киосков с пивом, “сникерсами”, — ну и, как водится, пирожки с картошкой.
Они непременно должны быть — эти пирожки. Их продаёт, как правило, какая-нибудь толстоватая, ничем не примечательная женщина лет сорока, хотя, впрочем, её возраст не имеет абсолютно никакого значения.