— Дура ты, Жанка. Сколько времени здесь проводишь, на этом грёбаном вокзале, а ещё ни разу с ним не заговорила.
— А что он мне может сказать?
— Ой, я тебя умоляю! Разве мужчины для того, чтоб с ними разговаривать?!
— А для чего?
Ирма Ивановна фыркает. Жанка её нервирует.
— Спорим, ты ещё не целовалась! — говорит Ирма Ивановна.
— Не кричи, Ирма. Я семь лет была замужем.
— Ты?! Никогда бы не подумала!
— Разве я тебя прошу, чтоб ты думала?
Часы на столбе показывают 17:45. Через семь минут прибудет электричка из Киева. У Жанки есть ещё семь минут.
— А что случилось с твоим мужем? — спрашивает Ирма Ивановна.
Жанка снимает очки, безнадёжно уставившись куда-то в пространство перед собой. Ей нечего терять. Остаётся семь минут.
— Так что с твоим мужем?
— Ничего. Живёт себе.
— А ты?
— И я живу.
Пять минут. Жанка чувствует, как её глаза наливаются красной безнадёжностью. В горле спазм, который хочется выкрикнуть, вырыгнуть, выплюнуть из себя либо затолкать так глубоко, чтоб аж потерять сознание от боли.
Три минуты.
— Жанка, а сколько тебе лет? — Ирма Ивановна сегодня удивительно внимательна.
— Много.
Минута. Жанка сжимает кулаки. Ей хочется убежать отсюда как можно быстрее и подальше. Исчезнуть. Не терпеть больше. Закопать себя в землю. Забросить в небо. Сделать хоть что-нибудь. Вырезать свою сердцевину, покрошить на кусочки и скормить голодным псам.
— Слушай, — обижается Ирма Ивановна. — Не хочешь разговаривать — так и скажи. Тоже мне, недотрога.
— Ирма, не обижайся, я не очень хорошо себя чувствую.
На платформу тихо, словно змея, подползает киевская электричка. Жанка закрывает глаза. Всё. Конец.
Из электрички выходят пассажиры. Большинство из них — местные, и Жанка всех их знает. Ездили в Киев продавать молоко-сыр-сметану и, подзаработав денег, возвращаются назад, чтоб испортить Жанке жизнь.
— Жанка, как идёт торговля? — весёленьким басом заговаривает с ней здоровенный парень в чёрной кожаной куртке и в кроссовках “Abibas”.
— Хорошо, — еле слышно отвечает Жанка.
— Видно, не очень, раз отвечаешь так, будто уже умерла. Ну, сейчас поправим дела. А давай-ка мне пять. И смотри, чтоб самых лучших!
— Всего пять и осталось.
— Ну и повезло же мне! — радуется парень в куртке. — Я такой голодный, Жануся, что все десять съел бы.
Жанка анемично роется на дне картонной коробки, стоящей у неё в ногах, вынимает оттуда пять последних пирожков с картошкой и протягивает их голодному покупателю.
— Семь пятьдесят.
Ирма Ивановна неохотно встаёт со скамейки.