Новый Мир ( № 4 2010)

— А сейчас для нашего гостя из Москвы... — развинченным баритоном привычно объявляет ведущий, и от соседнего столика отделяется молодой человек и с независимым прищуром подрагивает нависающей соплей.

— Идем, — предлагает, — потолкуем.

Для выяснения личностей пришлось воспользоваться туалетом. А там уже двигает папиросой такой симпатичный здоровяк. И тот, что меня привел, как будто принес хозяину мышь.

— Ну что, — спрашивает, — он?

Тот, что с квадратным рылом, сплевывает окурок и, придавив его башмаком, растирает по кафельной плитке.

— Да вроде бы, — лыбится, — он...

И тот, что меня привел, размахивается и бьет.

Я поднимаю глаза и чешу покрасневшую скулу.

— Ну, чего, — улыбаются, — смотришь? Иди, гуляй. Воруй, пока трамваи ходят...

Пошел и сел на место. Уставился в салатницу и думаю. Наверно, с Хитровки. Какие тут еще, в Магадане, трамваи?

И вдруг приносит графин.

— Извини, — говорит, — землячок, обмишурились... — и наливает мне полный стакан.

И после стакан'aа вместе со своим графином перемещаюсь за ихний столик на толковище. Но они уже про меня и позабыли.

— Тебе, — спрашивают, — чего?

— Как, — удивляюсь, — чего?! — и, обрывая на рубашке верхние пуговицы, обнажаю тельняшку.

— Налей, — морщится тот, что с квадратным рылом, — налей ему еще.

...А когда я им надоел, то снова пригласили меня в туалет и на этот раз отметелили уже по-настоящему.

Сначала раздался звонок, и с трубкой возле уха, уставившись на рычаг, начальница все молча кивала и слушала и в заключение произнесла всего лишь одно слово, и не совсем понятно какое, и даже не произнесла, а, как-то тревожно покосившись на дверь, испуганно пошевелила губами. И когда повесила трубку, то, придвинув к себе арифмометр, задумчиво покрутила ручку и только уже потом склонилась над моим столом.

Сейчас попросит выписать из ежегодника расходы или построить какой-нибудь график, но вместо этого, машинально скользнув по миллиметровке, неожиданно прошептала, что меня в коридоре ждут. И никто из сослуживцев даже не обратил внимания.

Смотрю, возле бюста вождя уже стоит. Из Первого отдела. В ее каморке за семью замками — нанизанное на скоросшиватель — хранится мое личное дело. И сразу же припомнился Хасын, где за такой же “заветной дверцей” для дачи объяснительных показаний под грифом “секретно” все ждет своего часа отпечатанная в пяти экземплярах наша подпольная “Мимика”.

— Товарищ Михайлов? — И точно сверяет на своем документе мою фотографию.

Я говорю:

— Ну, я. (Еще спасибо, что не гражданин.) А в чем, — спрашиваю, — дело?

Она говорит: