Новый Мир ( № 4 2010)

— Я больше не могу-у-у…

Я представил, что она — Наташа. Послушная, покоренная. Она садится раз за разом. Раз-два-три. Садится на живот мне. Я окунул пальцы в ее волосы, темные, волнистые, ласковые на ощупь.

— Дай я слезу! — Голос плаксы.

Она соскользнула. Встала на колени и заботливо приклонила голову.

Она продолжалась для меня как Наташа. Наташа — гадина. Мразь послушная, рабыня. Пока твой муж в вагончике храпит в беспамятстве. Язык скотины! Сейчас. Еще. Сейчас!

Летний яркий день, тяжелый и обильный, умер.

Я лежал, опростившимся пустым сознанием касаясь ночных пределов будущего дня.

Отдышался, окрестил кровать, стены, потолок, колыбель в двух шагах от нас.

Сверху шумело и скрипело. Взорвалось победное “апчхи!” — очередной клич Пети, звонко пожелала здоровья Ульяна.

— Вася, — нащупал я имя в темноте. — Я думаю, болезнь для него благословение. Каждому дается по вере.

— А жена его? Дочка? — зашептала Аня. — Их нельзя оставить одних. Бог не допустит.

— Может, он так Бога любит, что бежит к нему вприпрыжку. Помнишь, он говорил: я — шаг, Бог — два.

— Не помню, нет.

— Ань?

— Да?

— Я тебя люблю. И Ваню люблю.

Мы лежали и засыпали. Мы удалялись каждый в свой сон. Засыпая, я со смиренным сожалением знал, что сны наши не совпадут, как не пересекутся параллельные прямые.

Сны будут рядом, как наши головы на подушках, но не сольются в единственный сон для двоих.

Мне приснился городской дом из детства, второй этаж, в окне— весна. Первые листочки, клейкие, склеивают веки, если пристально смотреть. Сон в окне. Сон во сне.

Была Пасха. Крупный план. Темно-коричневый кулич с белоснежной глазурью на макушке и много яиц, простых, луковых, разрисованных цветными карандашами моей детской рукой.

Крупный план. Букет столовых серебрящихся приборов на красной скатерти.

Звонок в дверь.

— Христос воскресе! — закричал я вместо “кто там?”.

Жозефина стояла на лестничной площадке. Я сразу узнал ее. Облик ее был невнятен, но она пришла из прежних снов.

— Я очень добрая, мой отрок! — Нежная музыка речи.

Следующий кадр. Гостья стала четче, но с лицом Наташи. Она откусила половину от широкого куска кулича, крошки посыпались, упали на скатерть и на ее зеленое платье, снежинка забилась в декольте.

Ободряющая улыбка.

Крупно. Смуглые пальцы на красной скатерти с дрожью перебирали приборы. Они оживали и очеловечивались от ее прикосновений.

— Это мои детки! — заблестела застенчивая ложечка, затрепетало отважное ситечко.

— Это мой брат! — глубокий щедрый половник.

— Это ты! — мечтательная вилка.