Беседы с матушкой давались мучительно, раскаяние не приходило, да и не могло. Нет ничего на свете, с чем нельзя смириться, все промысел Божий, говорила та. Но Саша слишком плохо работала над собой, чтобы смириться со смертью, и не понимала, как это удается другим. Вот Таня умела засыпать на пляже, а Саша не могла. Внутри ее таилось препятствие, преграда, недоступная пониманию. Она училась смирению, но единственное, что приобрела, было спокойствие, которое казалось чужим, тяжелым и свинцовым, как пуля.
Через год за ней, как договаривались, приехал Сергей, он обращался с ней осторожно, как с больной, и как-то виновато. Привез в дом, долго показывал воплощенный в жизнь план огорода и радовался. Саше вдруг стало весело, она взялась за тяпку и принялась ему помогать: за год эта работа стала для нее привычной. Повязала на лоб платок и даже напевала, время от времени поглядывая на небо и сгущавшиеся тучи.
Мимо дома уже потянулись с пляжа люди, а гроза все не начиналась и не начиналась. Потом вдруг громыхнуло, сверкнуло, и она радостно подставила лицо первым каплям. Через несколько минут по лицу потекли обильные струи, а она жмурилась и наслаждалась, думая о том, что, как вода, которая всегда найдет себе русло, упрямая жизнь всегда восторжествует над смертью.
— Эй, эй! — позвали у ограды.
Она оглянулась. Возле калитки стоял Стас. Саша перекрестилась и закрыла глаза. Открыла — он смеялся!
Она осторожно приблизилась к ограде. В шортах, через всю грудь страшный шрам. Она не могла отвести глаз. Криво стянутая кожа лежала ребристо. Горло у нее сжалось. Большей жалости и нежности, чем к этому искромсанному телу, она никогда не испытывала.
— Ты похудела, — сказал он. — Глаза стали больше. К семидесяти станешь красоткой… Где ты была, предательница? Бросила меня умирать на дороге… Хорошо, что Васька протрезвел и вызвал “скорую”…
Стас отвернулся и прищурился, глядя куда-то за горизонт, и дальше разговаривал сам с собой, а ее называл в третьем лице.
— Думал о ней каждый божий день. Найти женщину и так тупо потерять. Где ты была? — Он взглянул искоса.
— В монастыре. Я… я думала, что ты умер.
— Кто тебе сказал?
Кто сказал? Она на минуту растерялась… Потом с трудом вспомнила:
— Таня.
— Она думала… — усмехнулся Стас. — Как я мог умереть, если собирался с тобой жить? Я и сейчас этого хочу. Была бы ты настоящая, взяли бы и ушли. Прямо сейчас…
Он поглядел исподлобья:
— Что, слабо тебе?
— Мне?
Саша с усилием отвела глаза от шрама и облизнула вмиг пересохшие губы.
— Мне — нет. Мне не слабо.