Юность, увы, тю-тю, да и зрелость идет к концу.
Были и нехудые минуты, любовь и проч.
Ныть, уплывая в вечность, смертному не к лицу,
шепчет ему Зевес, суля долгую серую ночь
на полях Аида, где сколько хочешь вина, мой свет,
из разрыв-травы; где дикая конопля
непременно сияет алым, как маков цвет.
Будет беззвучный лучник плыть впереди соснового корабля,
а сам ты — должно быть — будешь рыдать на корме, стручок,
потому как жук, пораженец (твердит Зевес); не позовет
тебя Афродита, и не сойдется на животе пиджачок
с черными пуговицами из насекомых минорных нот.
* *
*
Сквозь ропот автострад, дым — пригородный, смутный,
чахоточные пустыри,
надтреснутые дни, украденные утра,
сквозь слезы Эммы Бовари —
нестись бог весть куда, над ивой и осиной;
тем и огромен тот полет,
что воздух кованый с ржавеющею силой
сопротивляется, поет
о том, что лес озябший свежевымыт,
надкрылья — уголья, свобода — легкий труд,
что всё в конце концов отыщут и отнимут
и вряд ли отдадут,
пространство — рукопись, и время — только слово,
и нелюбовь — полынное вино,
а все-таки лететь, и не дано иного,
иного не дано.
* *
*
Часы настенные, покуда батарейка
не села, тикают, усами шевеля,
судьба, твердят, индейка, жизнь копейка,
а вместо неба — мать сыра земля.
День — прах, час — прах, но присягать на верность
победоносной вечности страшней,
чем с лупою в руке рассматривать поверхность
поделочных камней.
Где добыты они? В Синьцзяне? На Урале?
Там, где Адам, дрожа, рябину с древа крал?
Когда бы мы в конце концов не умирали,
когда бы стали мы — безглазый минерал!
Кто неказист? Кварц. Кто у нас изыскан?
Да, яшма. Кто, томясь, глядит
из зарослей, пульсируя под диском
луны? Тигровый глаз. А кто кровоточит
магнитным полем? Гематит. Ну, вот и
утешились. И се, глагол времен
не так уж скорбен. Время для зевоты,
закутывания, снов. Что камень? Он
песка предшественник — морского ли, речного.
Так речь твоя, так твой разъятый стих
когда-то ляжет, умерев, в основу
других речей — спокойных и простых.
Стансы
Постарел, обнищал? Скулишь, смолишь натощак?
Разве смысл у жизни один? Как минимум шесть.
Пожилые люди всегда говорят о простых вещах.
По одежке встречают, хранят смолоду честь.
Не умеешь растить полынь — не беда, мой свет.
Закупи на станции у ровесницы невеликий букет
васильков, только не сетуй на власть немногих
пресмыкающихся, чешуйчатых, многоногих.
Воображаемый самодержец, подобный мне!
Разве ты не родился в бездрожжевой, но ржаной стране?
Не рыдал ли ты молодым, от блаженства едва дыша,
над учебником ранней смерти для ВПШ?