Кленовые семена для посадки, остающиеся, несмотря на сырость, твердыми на дереве, старик набирал теперь с вечера. Сам удивлялся, насколько бодрым чувствует себя, возвращаясь со склона. Каждый раз, идя уже по городу, всерьез жалел, что темнеет так рано: сажать бы теперь и сажать... Небо над головой еще синело последними сумерками, на улицах зажигались фонари. Построенные еще в начале семидесятых заводские микрорайоны назывались здесь казенно-одинаково: первый жилучасток, второй жилучасток. Заселяясь в новые квартиры, люди, как могли, облагораживали место, где собирались жить, сажали под окнами деревья, накопав саженцев в лесополосе на горе. Можно было, проходя квартал за кварталом, наугад заворачивать в проулок между домами: там обязательно находился раскидистый клен, точно ива гнущий к земле свои усыпанные гроздьями семян-крылаток ветви. Старик снимал и засовывал в рюкзак семена до тех пор, пока от холода не коченели кисти рук. Тогда он зубами затягивал неподатливую, мокрую веревку на клапане, кое-как забрасывал рюкзак на плечи, спешно шагал дальше. Оттаивающие на ходу руки приятно жгло, словно кто их смазал скипидаром. Согревшись, старик снова заворачивал к кленам. Он возвращался домой, когда было уже совсем темно.
— Что-то ты задержался в этом году, дед, — сказала как-то, встретив в прихожей, дочь. — Мамки нет, сад никак не перекопаешь...
Старик едва успел задвинуть мокрый, плотно набитый рюкзак в угол прихожей, глуховато кашлянул, кряхтя стал стягивать мокрые, по дороге вымытые в луже сапоги. “Водки дома нет!” — догадался он. Зарплата ожидалась лишь через несколько дней. Наверное, дочь, придя с работы, допила только то, что оставалось со вчерашнего дня, поэтому была в более-менее ясном уме и хорошем настроении.
— Затемно идешь, наверное, по склону, — добродушно продолжала она. — Не страшно?..
И вдруг заметила воткнувшуюся в ткань рюкзака кленовую крылатку.
— Так, а это что?..
— Ничего! — сердито буркнул старик, набрасывая сверху на рюкзак старую тряпку.
— Так ты опять лес сажаешь! — догадалась дочь. — Ах ты старый дурень...
Уперев плечо в выступающий угол стены, она с ядовитой усмешкой наблюдала, как старик, отводя глаза, прячет в угол садовую лопату с прилипшей былинкой зеленой травы.
— Так! Ты это здесь не ставь! — запальчиво крикнула она. — А то я ночью наткнусь...
— Два месяца не натыкалась! — в тон ей отозвался старик. — Глаза не заливай до одурения...
— Да что ты! Не заливай... А ты мусор всякий не таскай в дом!