На “скорой” оживленно. Здоровенный дядька лет тридцати, еще фельдшер, милиционер, еще человек какой-то со стертой внешностью— в пиджаке, а на кушетке — парень, крепкий такой, качок. Фамилия его— Попров, семнадцать лет. Плохо именно ему, сердце болит. Стоило ли ехать? Эмиль смотрит парня, слушает, кардиограмма, то-другое, так и есть— здоровехонек. Нервничает только, дрожит он очень, оттого и помехи на кардиограмме, а так — ничего. Надо писать заключение.
— Фамилия как? Попов?
— Попров, — ревет здоровенный дядька. — Попров Алексей! — Он не знает, кто такой Попров? — Совсем, что ли, отмороженный? А-а-а, нездешний… С дуба рухнул, нездешний?
Милиционер выталкивает дядьку за дверь.
— Кто он ему? — не понимает Эмиль. Для отца вроде молод. Ну так, дядя. Помощник отца вообще-то, по общим вопросам, ничей он не дядя.— И что натворил задержанный? — равнодушно спрашивает Эмиль, как свой, иначе ничего не узнаешь. — Да так, таджика отмудохал бейсбольной битой. Попраздновал. — Бита-то зачем? Откуда вообще тут биты? У вас что тут — бейсбольный клуб?
Ржут все, даже, кажется, Алексей.
— Один? — спрашивает Эмиль фельдшера, пока Попрова поднимают, дают одеться.
— Кто с тобой еще был? — орет на Попрова милиционер.
Разве так на ходу допрашивают?
— Касаемо этого, гражданин начальник…
Ишь ты, набрался слов.
Попров оскаливает зубы. Он своих не продает. Вот так, принципы. Зубы у него крепкие, белые, еще мощнее, чем у Бори. “Врежут раз — и расколется”, — думает вдруг Эмиль. Ладно, он только врач, и чем отвратительнее подопечный, тем сильнее надо стараться.
— Нба вот таблеточки — успокоишься, — принес ему пачку, из личных запасов.
У Эмиля из-за спины появляется чья-то рука, неприметный человек забирает таблетки.
— А вы ему — кто? — спрашивает Эмиль и его.
— А я ему, — отвечает неприметный, — начальник изолятора.
По-простому — тюрьмы. О, это запомнится.
— Послушайте, уважаемый!.. — обращается к Эмилю начальник тюрьмы, что-то он должен ему разъяснить.
— Доктор, — подсказывает Эмиль, — говорите: “доктор”.
— Наша система, доктор, чтоб вы не подумали, работает медленно, но…
Но — что?
В коридоре — его медсестра, откуда она тут в воскресенье? Расстроена: жалко Алешу ужасно, знала еще ребенком.
— И какой он был ребенок? — прямо удивил ее Эмиль своим вопросом: дети все хорошие. — Жизнь себе Алеша испортил, жалко. В секцию самбо ходил, собирался стать стоматологом. — А этого, таджика, не жалко? — Да, жалко, конечно, тоже человек. Где он, кстати? — Тут он, в реанимации, на искусственном дыхании. Желаете посмотреть?