Новый Мир ( № 1 2006)

— Да, недавно моя паства увеличилась на двести голов крупного рогатого скота! — сказал веселый батюшка, протягивая Никите руку. — Журналист? Нет? Странно! А то, как только меня избрали, у нас тут целое журналистское паломничество началось, каждый день ездили: сенсация! Поп — председатель колхоза! Зато благодаря журналистам я постигал азы крестьянской премудрости. Приехали одни с телевидения. Стали придумывать разные мизансцены: в коровник меня загнали, в поле вывели… а потом оператора осенило: “Священник на тракторе! — такого я еще никогда не снимал!” Посадили меня за руль, а я — первый раз в жизни! Ну, что было делать? Перекрестился и поехал…

Отец Андрей не был похож на священнослужителя: щупленький, смешливый, угловатый, то и дело смущается и говорит не густым басом, а с какими-то мальчишескими интонациями. Да и лет ему, судя по всему, было немного.

— Ой, пойдемте скорее домой, курить хочется страсть! А на улице нельзя, несолидно, по сану не положено небо коптить! — Отец Андрей по инерции подталкивал Никиту с Гришей к выходу той же хворостиной, с помощью которой только что общался с коровами.

Дома, в маленькой скособоченной избушке на самом краю Горинского (“Зимой зайцы в окна заглядывают”, — сказал Гриша), за стаканом дешевого красного вина, Никита услышал обещанный рассказ про обращенного бандита. Это была его перваяхорошая,как хотела Эля, русская история.

— Знаешь, есть такая особая категория бомжей: бомжи-священники. Они где-то достают облачение и собирают деньги на строительство храма. На самом деле никакие они не попы, а самые настоящие проходимцы и попрошайки.

И вот однажды стоит один такой лжепоп у Киевского вокзала в Москве, на груди коробка для сбора пожертвований, в руках иконка бумажная, как у Ивана Бездомного, все как полагается.

Вдруг подъезжает крутая тачка, из нее выскакивает парень в черной рубашке, с золотой цепью. И со словами: “Ну, святой отец, моли Бога за меня!” — швыряет этому как бы священнику пачку денег. И уезжает.

Бомж, понятное дело, обрадовался: загулял, запил, веселился как мог. А потом с ним случилось странное. То ли похмелье так скрутило. То ли что другое. Только вспомнил он вдруг того молоденького братка, вспомнил, что так и не помолился за него, да и вообще молиться-то не умеет… и стало ему стыдно. Впервые в жизни. А на людей непривычных это чувство производит ошеломляющий эффект.