Читаем Новый мир, 2002 №04 полностью

Каменистая почва, в которую сеют зерно.Безнадежное дело, которое Богом даноВо смирение пахарю, прочим же — во искушенье.Но дебильные дети блаженно пускают слюнуИ безгрешно смеются, возможно, спасая странуОт чего-то еще пострашнее.Разум наш развратился, и соль потеряли слова.Будут новые люди безмолвно расти, как трава,К ним никто докричаться не сможет.Им неведомо будет добро и неведомо зло.Ной построил ковчег. Так когда-то зверькам повезло.Все по Книге… Но смилуйся, Боже.* * *На краткий миг земля и небо вместе,На краткий миг — на праздник Рождества.Бог, как всегда, не узнан, неизвестен,В пристанище случайном ночевал.И, как всегда, мы не туда смотрелиИ видели сгустившуюся тьму,Не замечая тихой колыбелиИ мудрецов, склонившихся к нему.* * *Памяти Ивана Кадушкина.Дни открытых дверейДля бедняг, оставляющих землю.Белорус ли, еврейИль чеченец — любого приемлютВ эти светлые дниВысочайшей амнистии Божьей.Улетают ониВ мир, куда остальные не вхожи.Там ни зла, ни мытарствИ ни муки, хмельной и повинной.В величайшем из царствВсе легки, словно пух тополиный.<p>Владимир Лорченков</p><p>Дом с двумя куполами</p>

Лорченков Владимир Владимирович родился в 1979 году в Молдавии. Окончил факультет журналистики Молдавского государственного университета. Живет в Кишиневе. Печатается впервые.

1

…А крыши на домах Этейлы все были из жести потому, что свой первый дом он поднимал, когда был совсем молод — восемнадцати лет — и денег, чтобы покрыть их серебром, у него не было. Не беда, думал молодой и тщеславный Этейла, гордость моя сродни тщеславию, и если покрыть крышу жестью, та заблестит, как серебро, — Богу ведь все равно, что блестит там, на земле, лишь бы блестело и радовало глаз. Тогда он будет добр к Этейле и, может быть, каждый день станет дарить ему радугу. А когда Этейла, молдавский цыган, разбогател на маке, то по старой привычке крыл крыши жестью.

Последний дом Этейла поставил у Комсомольского озера, там, где парашютная вышка тянулась к небу, но ни разу его не коснулась. Строился он долго, и мать не раз говорила ему: Этейла, не копай землю, разве мало для этого других народов, и если ты не сможешь их для того нанять, то какой же ты мужчина, а если копаешь землю — какой ты цыган, ведь ей, земле, больно. Не переживай, старуха, смеялся цыган, я ведь мужчина только потому, что от меня пахнет немного коньяком, немного табаком, немного одеколоном и немного мужчиной, и если земля не может простить своим сыновьям немного боли, то какая же она нам мать? И мать Этейлы, но не та, что земля, махнув рукой, уходила в недостроенный дом, чтобы стирать и готовить еду детям сына, а их у Этейлы было по числу месяцев — двенадцать.

Рабочих цыган нанимал, но не для того, чтобы землю копать, а крышу крыть: Этейла боялся высоты с тех пор, как в детстве приснилась ему синяя птица, унесшая ребенка под самые облака. Тогда он и увидел, что они хрустальные, и тот, кто высоко взлетает, так же рискует разбиться, как и несущийся вниз камнем. Оттого Этейла боялся даже на балкон выходить, все ему чудилось, что вот-вот камень треснет и он, взлетев высоко-высоко, вдребезги о небеса разобьется. А когда случалось ему переходить овраг по мосту, то ложился на доски и плакал до тех пор, пока кто-то не снимал молодого цыгана с моста и не вытаскивал его, бесчувственного, на твердую землю.

Перейти на страницу:

Похожие книги