Первым номером записал Сергея Ивановича Мерзлякова — старика, жившего рядом с базой. Хороший дед. Охотник был. Теперь-то уже все — приползет с палочкой, когда с охоты возвращаемся. Мужики гогочут, водку пьют, рожи красные с мороза, хвастаются, как кто зверя видел, как стрелял, а он сидит на чурке в сторонке и смотрит. Вроде улыбается иногда. Потом так же и уходит потихонечку. Головой покивает-покивает не пойми кому. Надо ему дать.
Довольный собой, Данилов аккуратным своим почерком записывал стариков в тетрадочку. Номер, имя, фамилия, отчество. У одной только старухи отчество забыл. Записывал и представлял, как заходит солидно в избу, здоровается…
До седьмого номера он дошел быстро. Но дальше пошло хуже. Он надолго задумался. Получалось, что записал он соседей да дальних родственников — седьмая вода на киселе… и все! И ладно, что на другом конце поселка он мало кого знал, но и тут-то, в соседних улицах, жили какие-то, у ворот сидели, в магазине мелочь считали, и он, конечно, знал их, на его глазах и состарились, но как зовут по имени-отчеству? Да и… инвалиды они, нет ли? Может, они и не нуждаются, может, дети за ними смотрят. Вон к Мерзлякову дочка каждый день бегает. И внуки бывают.
И он решил, что надо все-таки список. Всех-то стариков не обнесешь. Оделся и пошел в сарай.
Уже светало. Мягкий снежок падал. Это хорошо, Новый год со снегом будет, думал Данилов, снимая с крюка лосиный передок. Он уложил его на чурку, помозговал, как рубить, и, не зная, сколько же все-таки этих стариков, решил рубить помельче. Мясо было мерзлое, рубилось легко. Он отделил ребра от хребта, помельчил их, как на суп, а сам все представлял, как несет дядь Коле — отцу Славкиному — большой, чуток закровавленный кулек из газеты. У него самого отец умер рано, когда еще мальчишкой был, и дядь Коля был ему почти родной. И со Славкой они тогда были неразлейвода. А теперь-то вот и дядь Колю давно не видел. А ведь Славка обидится — пришло вдруг в голову. Узнает, что я к его отцу приходил помогать… Данилов воткнул топор в плаху… не надо бы так. Просто бы когда зашел, мясом угостил, это да, а так — нет. Славке под пьяную руку это дело попадет, так драться прибежит, в морду это мясо бросит… Черт! Данилов, хмурый, сел на чурку. И захочешь чего доброго сделать, дак еще как его сделать-то?!
У ворот остановилась машина. Захлопали дверцы. Данилов очнулся, подумал даже, не убрать ли это мясо подальше. Отвез бы в ресторан, и черт с ним.