Новый директор

— На педсовете, в своей среде — безусловно. Почему можно критиковать инженера, а учителя нет? Учительский брак в работе самый тяжелый, часто непоправимый.

— Ну, а в печати?

— В печати? — повторил Константин Семенович и, подойдя к столу, сел рядом с гостьей. — Я думаю, Верочка, что и в печати. В газетах, журналах… Критиковать надо, называя фамилию, факты… Так, чтобы учитель, если он никуда не годится, ушел из школы совсем. И это нужно делать потому, что такие учителя, к сожалению, у нас есть, они пока чувствуют себя неприкосновенными… В художественной литературе?.. Да! Но писатель показывает человека с вымышленной фамилией. Ребята знают, что учителя не святые, а обыкновенные люди.

— А у нас некоторые считают, что это подрывает авторитет.

— Ошибочно считают.

— Ну, хорошо. С этим я, пожалуй, согласна. А вот насчет трудностей — нет. Если бы вы знали, мои дорогие, как трудно стало работать! Невыносимо трудно!

— Да, трудно, — задумчиво произнес Константин Семенович и, увидев, как расширились от удивления глаза жены, улыбнулся: — Трудно кормить сытого человека. У человека нет потребности, он сыт по горло, а его уговаривают, принуждают есть. А потом хвастают: наш метод упрашивания оправдал себя, нам удалось скормить три ложки! Некоторые спешно пишут диссертации на эту тему и получают ученые степени… А скажите мне, Верочка, какой метод нужен, чтобы накормить голодного человека? А? Поставить перед ним тарелку с едой и смотреть, как он будет уписывать за обе щеки! Только подкладывай!

Татьяна Михайловна поняла пример и засмеялась, а Вера Васильевна нахмурилась.

— Не понимаю, о чем вы говорите? — сердито сказала она. — При чем тут сытый человек?

— Я расскажу вам, Верочка, один случай. Может быть, он и вам пригодится. Есть у нас знакомая, зовут ее Дуся. Муж ее погиб на фронте. Работает она судомойкой в столовой. Зарабатывает, как вы сами понимаете, немного, а дочь свою воспитывает так, как, в ее представлении, воспитывали, вероятно, принцесс. Катюша ее ничего не делает, делать не умеет и, конечно, не хочет. Даже кровать за собой не прибирает. Такая барышня-белоручка растет — противно смотреть! Я, конечно, предупреждал. Подумайте, говорю, Дуся, что вы делаете! Вы же калечите свою дочь! Она вас за это не только не любит, но даже презирает. Она считает вас своей домработницей. Ну и как вы думаете? Что она мне на это ответила? Нет, говорит, Константин Семенович, вы мне ничего такого не говорите. Я по себе знаю, что такое тяжелое детство. Пускай мне трудно будет, зато моя дочка счастливая… Вот и вся ее теория! Между прочим, эта теория счастливого детства характерна не только для Дуси. Она очень распространена.

— Я знаю. Но при чем тут сытый человек?

— Слушайте дальше. Случилась беда: заболела наша Дуся, и неотложная помощь ночью увезла ее в больницу. Аппендицит. Осталась Катя одна. На другое утро попила она с соседкой чаю и ушла в школу. Приходит обратно… Раньше всё было готово, обед на столе, а сейчас ничего нет. А есть хочется. Что же делать? Плачь не плачь — не поможет. Решила сама приготовить макароны. У мамы были кой-какие запасы. Поставила на газ сковородку, положила маслица, а потом стала ломать сухие макароны…

— Да, да! Это именно так! — подтвердила Татьяна Михайловна, видя, что Вера Васильевна смеется и недоверчиво качает головой.

— А что тут особенного? — спросил Константин Семенович. — Опросите ваших девочек: многие ли из них умеют стряпать?

— А ваша Оля?

— Ну-у… Лешка отлично готовит! — с гордостью сказал Константин Семенович. — Слушайте дальше! Сколько времени она жарила сухие макароны — неизвестно, но когда попробовала их… Не трудно представить ее разочарование. Что же делать? Есть-то хочется! Чем дальше, тем больше аппетит разыгрывается. Пошла Катя к соседке за советом. Как видите, никакого закона об обязательном обучении здесь не понадобилось. Сама пошла в школу… то есть к соседке. И уверяю вас, что она очень внимательно прослушала весь урок, всё запомнила и была благодарна учительнице.

— Та-ак… — протянула Вера Васильевна. — Теперь я поняла, к чему вы всё это городили. Значит, вы считаете… Что же вы всё-таки считаете, Костя?

— Я считаю, что никаких трудностей не будет, если мы создадим условия, при которых бы у детей появилась потребность учиться. И не только учиться, но и трудиться, думать… Да, думать! Мы же не учим ребят самостоятельно думать. Мы сами думаем за них и всё преподносим в готовом, разжеванном виде. А они, представьте, не глотают! Выплевывают!

— Та-ак! — снова протянула Вера Васильевна. — Послушаешь вас, Костя, а потом голова три дня болит… Что же получается? Значит, наши трудности по нашей вине…

— Да! И с каждым годом их будет больше, вели не перестроить работу. Я согласен с Танюшей. Пример с Макаренко, по-моему, очень убедительный. Он действительно в две недели сделал плохую колонию неузнаваемой. Какие еще нужны доказательства?

— Да что вы всё Макаренко да Макаренко! У него же были особые условия. Колония! Интернат! Там всё иначе. А у нас?.. Чего-чего только нет…

— Я знаю.