Новый директор

— Ах, не то вы говорите! — простонал Уваров. — Не успокаивайте меня, пожалуйста!

Константин Семенович замолчал. Было ясно, что, пока Уваров не успокоится, пока хоть сколько-нибудь не уляжется его горе, с ним бесполезно говорить.

— Избаловали? — вслух спросил себя Виталий Павлович и встал. — Да. Избаловали. Я и жена… Боже мой! Но ведь мы не одни… Как вы считаете, мы не одни такие?

— Безусловно. Детей балуют многие родители, и не только те, что с высоким окладом.

— Но у них ничего такого не происходит…

— Происходит, но по-разному. Это зависит от многих причин и не последнюю роль играют индивидуальные свойства ребенка.

Виталий Павлович остановился напротив Константина Семеновича, напряженно вслушиваясь в его слова. Глаза его уже не бегали беспокойно по сторонам, и было видно, что он старается сосредоточиться на том, что говорит директор.

— Индивидуальные свойства ребенка? — переспросил он. — Что это значит?

— Врожденные свойства.

— Наследственные?

— Да.

— Вы считаете, что наследственность играет какую-то роль при воспитании?

— Громадную. Даже близнецы, которых одинаково воспитывают, вырастают с разными характерами.

— Извините… Я сейчас вообще плохо соображаю… Чем больше думаю, тем меньше понимаю… Мне всегда казалось, что если сын растет, вращается в нашем советском обществе, то это и должно его воспитать. Школа, пионеры, комсомол…

— Верно. Но ведь и среду нужно воспитывать, — сказал Константин Семенович и немного погодя прибавил: — Сознательно воспитывать!

— А что значит «сознательно»? Конечно, сознательно. Как же иначе?

— Я не могу и не хочу оправдывать школу. Школа имеет возможность воспитывать не только детей, но и через детей влиять на семью… К сожалению, школа пока с этим плохо справляется. Ее нельзя строго винить, Виталий Павлович. Да вам и не станет легче от сознания, что и школа виновата. Случай с вашим сыном, можно сказать, из ряда вон выходящий, но это сигнал. Тревожный сигнал, и пройти мимо, отмахнуться нельзя… Беда, может, в том, что школа готовила детей для будущего, забывая, что они живут сегодня… Отсюда и многие качества…

Виталий Павлович уже не слушал. Он снова ходил по комнате, думая о чем-то своем, и, казалось, совсем забыл о присутствии Константина Семеновича.

— Нет… тут что-то не то… какое-то недоразумение, — бормотал он, но уже не так уверенно, как вначале. — Нет… не могу поверить… Позвольте. Вот вы сказали, что Игорь никому не верил… Что значит «никому»?

— Никому — это и значит — никому.

— Мне?

— И вам в том числе. Думаю, что как воспитатель, как отец, вы были не на высоте.

— Что же теперь делать?

— Надо ждать окончания следствия. Дело передается в комитет госбезопасности, и там, конечно, разберутся. Важно выяснить, каким образом он запутался и кто стоит за его спиной. Вначале он всё отрицал… Между прочим, он очень рассчитывал на заступничество матери…

— Ну еще бы… Вот оно! — злобно воскликнул Уваров. — Вот где собака зарыта! И как я сразу не сообразил? И что можно было ждать от этой… Вы извините, но жена у меня, как бы сказать… странный, очень странный человек! Всякие тряпки, чулки, туфли, которые привозят спекулянты… Разговоры: «Ах! как удобно! Какое качество! Как там живут!..» А ведь мальчик всё слышал… Вот они откуда, идейки!

Константин Семенович слушал молча, ожидая, когда несколько уляжется взрыв горя и гнева отца.

— Постойте, — продолжал Виталий Павлович, — у сына своя комната. Я думаю, если поискать, барахла там хватит… Пожалуйста, посмотрим вместе!

Константин Семенович пожал плечами, но согласился с просьбой.

Первое, что бросалось в глаза в комнате Игоря, — это чистота. Всё было прибрано, выметено, всё лежало на своих местах. Постель заправлена, причем подушка поставлена торчком, а углы ее вдавлены внутрь.

— Какой он у вас аккуратный! — с легкой иронией заметил Константин Семенович, но Виталий Павлович не понял иронии:

— Это верно. Игорь любит порядок.

— Так следят за жилищем только девочки, да и то далеко не всегда.

— А вы что, думаете — это он сам? Ничего подобного. Нюша… У нас есть домработница.

— А-а… Ну, тогда всё понятно. А жена ваша больна? Или занята на работе?

— Почему больна? Она в театре.

— Я подумал, что если вы держите домработницу…

— Эх, товарищ Горюнов, — с глубоким вздохом проговорил Уваров. — Я понимаю ваши намеки или — как это говорится — шпильки. Да, да… понимаю и не сержусь. А что было делать? Воевать, доказывать… воспитывать — некогда было. Да и сам я… тоже человек со слабостями…

Обыском Виталий Павлович занялся добросовестно. Несмотря на полноту, он встал на колени и заглянул под кровать. Затем по очереди снял подушку, одеяло, простыни и встряхнул их. Перевернул матрац, осмотрел полку, за радиоприемником… Ничего подозрительного нигде пока не было. В книжном шкафу на почетном месте нашли три томика Оскара Уайльда.

— Вот и английский классик! — саркастически заметил Виталий Павлович.

В письменном столе тоже ничего особенного не нашлось, но нижний ящик оказался запертым.

— Гм… На ключе! — в раздумье произнес Уваров. — Обыск так обыск! Не подойдет ли какой-нибудь из моих ключей? Одну минуту…