Все было так просто, пока по их кварталу, выбрасывая левую ногу вбок, глотая пилюли и тщательно закрывая за собой двери, словно в них вот-вот ввалится сам дьявол, не зашнырял этот человек.
Нет, лучше выкинуть его из головы — добром это не кончится. Стакан пива? Пожалуйста. Вот это — наша забота. С вас двадцать пять центов. Здравствуйте. До свидания.
Он наделает глупостей, если не уймется. Кэнкеннен его не удержит — не тот Боб человек. Напротив! Он богат, настолько богат, что, по слухам, такого состояния даже в Бостоне ни у кого нет. Ему можно жить на свой лад, не как другие, потешаться над политиками и бесить светских старух: они все с ним в каком-нибудь родстве, все — его тетки или кузины.
— Алло?.. Нет, это Джулия… Да, его жена. Он лежит с простудой. Кто это говорит?
Имя она не расслышала. Вызывали, видимо, издалека.
Потом трубку повесили.
— Кто это?
— Не знаю. Наверно, ошиблись номером.
— Но ты же ответила, что я лежу. Я сам слышал.
— Верно, ляпнула наобум. Тут разговор и прервался.
Может быть, позвонят снова?
— Вызвали из города?
— Не знаю. Слышно было плохо.
— Может быть, Луиджи?
— Не думаю, что Луиджи станет тебе звонить каждый день по междугородному из-за дела, которое его не касается.
Звонок не давал Чарли покоя. Бармен насторожился.
Часы шли, но вызов не повторялся. Дети пообедали, потом их отправили спать, и они поочередно прокричали из коридора:
— Спокойной ночи, папа!
— Спокойной ночи, Софи… Спокойной ночи, Джон…
Спокойной ночи, Марта…
Почему не звонят? Почему повесили трубку, услышав голос Джулии?
— Он внизу?
— С четверть часа.
— Что делает?
— Спорит с шерифом.
— Кеннет вернулся?
— Только что вошел. Уверяет, что все спокойно. Ни сегодня, ни в ближайшие дни ничего не случится, а пистолеты наверняка украли ребята, приехавшие из Кале.
— Не правда, и Брукс это знает.
— Почему не правда?
— Потому что люди из Кале не нашли бы вентиляционное отверстие и не догадались бы, что в лавке есть стремянка, с помощью которой можно вылезти обратно.
— Пожалуй. Я повторяю что слышала.
— А он что?
— Я не могла все время прислушиваться. По-моему, сказал то же, что ты, потом заговорил об аллейке.
— Они оба все еще в баре?
— Видимо, да, если только не ушли после того, как я поднялась к тебе.
— Кто платит?
— Угощает Уорд.
— Спустись, послушай и возвращайся. Попробуй все запомнить.
Вернулась Джулия минут через пятнадцать, но почти ничего не разузнала.
— Кеннет ушел, не успела я появиться. Я слышала, как он поддакнул: «Похоже, неглупая мысль. Мы всегда думаем о ком попало, только не о тех, кто самые отчаянные. — И уже взявшись за ручку двери, добавил:
— В любом случае это дело местной полиции. Конечно, увижу начальника — поговорю. Но мои полномочия начинаются за чертой города».
— А он?
— Что — он? Сидит себе на своем табурете, а в зале кроме него одна Аврора: только что вошла и нарочно устроилась у другого конца стойки.
— Слышишь? Вроде бы телефон?
— Нет.
— Спустись побыстрее, иначе он возьмет и сам ответит. Такой и на это способен.
— Вернусь — поставлю тебе горчичники, Чарли. Предупреждаю заранее: приготовься.
Она даже не пожаловалась, что за день ей пришлось раз двадцать подниматься на второй этаж.
Глава 9
Чарли пролежал целых трое суток, и все это время только Джулия связывала его с внешним миром. На второй день ему стало так худо, что он перестал думать о происходящем вокруг. Лицо у него побагровело, волосы на лбу слиплись, дышал он с хрипом, и когда часа в четыре дня Джулия вторично вызвала врача, тот сделал больному укол пенициллина.
Но даже в таком состоянии бармен не мог отделаться от мыслей о Джастине Уорде и в своих кошмарах отчаянно боролся с ним, хотя, очнувшись и все еще задыхаясь, с трудом вспоминал, что же ему снилось. Вечером он вновь попробовал выспросить Джулию, кто был днем в баре и о чем шел разговор. Но она вкатила мужу солидную дозу прописанного врачом снотворного, и он мирно проспал до утра.
Проснулся Чарли, весь обросший полудюймовой черно-седой щетиной и чувствуя сильную слабость. В девять утра врач вторично ввел ему пенициллин и объявил, что этого, вероятно, хватит; а когда бармен осведомился, что слышно в городе, доктор, естественно, заговорил о своем:
— Эпидемия не то что не убывает — усиливается. Сегодня утром у меня шестьдесят визитов. А тут еще дождь — значит, станет хуже.
Крыши за окном опять почернели, по стеклам катились светлые капли, и в водосточных трубах, не смолкая, журчала вода.
— Предупреждаю, Джулия: не будешь подниматься сюда почаще и все мне рассказывать — оденусь и сам спущусь.
— Что ты хочешь узнать?
— Он появляется?
— Приходит в обычные часы — не реже, не чаще.
Каждый раз интересуется, как ты. Когда утром от тебя выходил врач — подошел к нему с расспросами.
— В городе ничего не произошло?
— Ты имеешь в виду то, чего опасались после кражи пистолетов? Нет. Я видела Кеннета. Он сказал, полиция продолжает патрулировать. Кстати, нынче утром я кое-что узнала, только вот забыла — от кого. Погоди-ка… Он еще заезжал насчет скачек и мотор не выключил.
— Рейнсли.