Новичок. Побочный эффект

Ему, похоже, было не по себе, и волнение тут же передалось мне. Сильно распереживаться не успевал, опорный был рядом совсем. Поднявшись по ступенькам, я толкнул хлябавшую дверь, и вошел. Внутри было очень тепло – батареи жарили вовсю.

Полки шкафчика у стены гнулись под весом картонных папок, пухлых от бумаг, а рядом старый письменный стол упирался в пол тумбами. За ним по-хозяйски расположился мужчина средних лет в сером костюме. Зачесанные назад волосы открывали крутой лоб, широковатый для узкого лица. Спокойные глаза «в тон костюму» и тонкие губы, легко сминавшиеся в ироничную усмешку, дополняли портрет.

– Вот, – буркнул участковый, неприязненно глядя на «серого». – Даня Скопин.

– Спасибо, Иван Михайлович, – любезно сказал мужчина, занявший стол.

Участковый потоптался, и резко вышел, еле сдержавшись, чтобы не хлопнуть дверью. А я… А что я?

Мне уже стало понятно, откуда явился «вежливый человек». Стянув куртку, я молча повесил ее на рожок, рядом с пальто. Разумеется, стального цвета.

Вдо-ох… Вы-ыдо-ох… Спокойствие, только спокойствие, как учил Карлсон…

– Вам известно, как меня зовут, – заговорил я, усаживаясь напротив узколицего, – а вот, кто вы…

– Зовите меня Петр Петрович, – зажурчал мой визави. – Буквально сегодня прилетел из Москвы… – порывшись во внутреннем кармане пиджака, он выцепил красненькую книжечку, и ловко, двумя пальцами, раскрыл ее. – КГБ, Пятое управление. Ну, а теперь, Даниил, рассказывайте.

– Рассказывать что? – вытолкнул я, слыша, как колотится сердце, и будто попискивает в ушах.

– Как вы дошли до жизни такой, – обаятельно улыбнулся Петр Петрович. Но серые глаза затягивало ледком.

Глава 12.

Вторник, 8 апреля. День

Владивосток, улица Ленинская

– Вы неправильно понимаете политику партии, товарищ Скопин, – тонкие губы Ломакина изломились в холодную улыбку.

– Зато я понимаю, что политика партии неправильная! – парирую я в юном запале.

– Вот как? – первый секретарь крайкома откинулся на спинку кресла, и оглядел меня с задумчивым любопытством. – И в чем же у нас с вами расхождения?

– Не со мной, с народом, – моя голова мотнулась неукротимо и жалко. – Вы от него страшно далеки!

– Вот как? – повторил Виктор Павлович, набавляя холодку.

– Именно!

Отчаянное фрондерство могло выйти мне боком, но и молчать… Да сколько можно? Криво усмехнувшись, я вспомнил полуразговор-полудопрос недельной давности…

– Что ты себе позволяешь, пацан?! – вопил, надсаживаясь Петр Петрович. – За спиной у Министерства культуры, за спиной у всех, тишком сговариваться с музыкальным коллективом из капстраны!

Потом я весь день гордился тем, что сам накричал в ответ. Нет, даже не тем, что гаркнул, а что не сорвался в фальцет, не заголосил по-петушиному.

– Хватит на меня орать! – выдал я изрядную порцию децибелл. – За Минкульт ему обидно, видите ли! А где Демичев раньше был? «АББА» уже десять лет выступает, у группы мировая известность, они полпланеты объездили, даже по Австралии турне устроили, а почему не по Советскому Союзу? Спасибо Стигу Андерсону, что фильм «АББА» привез, хоть в кино их увидим!

Сотрудник КГБ как-то сразу успокоился. Расположился поудобней, релаксируя на скрипучем стуле.

– А у вас, Даниил, есть внутренний стержень, есть характерец, – заговорил он с внезапным добродушием. – Это хорошо…

– Ага, – сообразил я. – Так это что, спектакль был? Чтобы я описался и трясся желеобразной массой?

– Приблизительно так, – тонко улыбнулся Петр Петрович, и завздыхал. – О-хо-хо… Ох, и заварили же вы кашу, Даня… Ваш вопрос даже на Политбюро выносили! М-м… – его голос обрел былую жесткость: – Что было в письме Стигу Андерсону?

– Ничего антисоветского, – последовал мой твердый ответ. – Я не диссидент какой-нибудь, а комсомолец. Просто желаю странного…

– Счастья для всех и даром? – прищурился чекист, к месту цитируя Стругацких.

– Именно! Я предложил Андерсону новую песню… Моя одноклассница – талантливый композитор, хоть и не умеет музыку нотами записывать. Но мелодия… Закачаешься!

– А что же вы не предложили ее нашим музыкантам?

– Кому? – фыркнул я. – «Поющим гитарам»? Нет уж, спасибочки! Охота была позориться… В СССР масса народу с чудными голосами, но то, что поют по радио… Такое убожество! Нет, насчет певцов плохого не скажу. Магомаев, Сенчина – это высокий класс. Но все эти ВИА… – я переморщился. – Разве что «Песняры» чего-то стоят…

– Ладно, засчитаем вашу оценку отечественных музыкальных коллективов за личное мнение. Так что же Андерсон?

– Ну, я послал ему одну композицию Аллы Комовой на мои простенькие стишки… Предваряю ваш вопрос! Простенькие потому, что под эстрадную музыку не медитируют, а танцуют. Обратите внимание на самую известную на Западе русскую народную: «Калинка, калинка, малинка моя!» Согласитесь, что данный текст вряд ли может претендовать на философскую глубину.

– Согласен, – усмехнулся Петр Петрович.