Алла занимает особое место в моей памяти, хотя тогда, в будущем, я весьма смутно представлял себе лицо Комовой. Жалел себя, досадовал на упущенный шанс – и злился на родителей. Эти наши вечные переезды безжалостно обрывали тоненькие ниточки нежной дружбы. Только у меня что-то стало налаживаться с Мариной в Унече – скоропостижно уехали. Едва-едва затеплилось чувство к Алле, даже до поцелуев не дошло – опять мы куда-то кочуем!
Так и не довелось мне испытать то, чем грезят все – школьную любовь. Зато потом, когда разладилась моя семейная жизнь, я печально фантазировал об отношениях с Комовой. Мечтал о том, как бы у нас с ней всё было хорошо и славно. Хотя даже понятия не имел, какова Алла в реале.
И вот меня нечаянно задел побочный эффект, отбросивший свою тень в прошлое – и стал подарком судьбы. Я снова здесь, на старте жития, и волен провести свою мировую линию любым зигзагом. Вот только мне чужд образ мальчика, трепещущего в амурных предощущениях. Одна жизнь уже прожита, я оброс драконьей чешуей циника и эгоиста. Всё, что мне нужно от девушки – это ее гибкое, гладкое, податливое тело. Не хочу, да и вряд ли смогу любить, предпочитая заниматься любовью. А для этого у меня есть Царева…
Правда, сама Тома не знает о моих коварных планах, хотя, наверное, догадывается о желаниях. Но спешить не буду – приставать к молодой девушке что юнцу, что старикашке следует осторожно и деликатно…
– Даня!
Я даже вздрогнул – до того высокий девчоночий голосок пробрал мои мысли. Ко мне подбежала Алла в коротенькой шубейке. Стройные ножки, притоптывающие расшитыми войлочными сапожками, почти не прятались под теплыми «обтягушечками», а вязаная шапочка лихо заламывалась набок.
Раскрасневшаяся на холодке, девушка выглядела прехорошенькой, о чем я ей и доложил.
– Спасибо! – вытолкнула Алла, рдея румянцем. – А ты куда?
– Да просто, совершаю променад, – неопределенно повертел я кистью. – А ты?
– А я – домой!
– Проводить? – галантно шаркнул я.
– Ага… – опустила ресницы Комова.
Стесняясь, она взяла меня под ручку – и тут же принялась пугливо озираться: никто не видит ее падения в бездну разврата?
Я благодушно улыбнулся. Посещали меня известные переживания, посещали… Не может «пожилая» личность остаться неизменной в юном теле, где бушуют неукротимые гормональные течения. Сложно холодному разуму сладить с бурлящим жерлом эмоций.
Читая про «попаданцев», я не раз спорил с авторами, убеждавшими читателей в том, что ни подростку-реципиенту, ни старикану, чье сознание запуталось в паутине отроческих нейронов, не сохранить в целости свои состояния. Последует закономерное слияние в странную химеру, чье отношение к миру, к старшим или к девочкам примет взрослый вид, а вот желания дождутся юного апгрейда. По-научному это звучит так: «развертывание во времени инстинктивных профилей».
Зря не верил… Проспорил. Где, в каких закоулках души затерялся сдержанный, хладнокровный мужчина? Откуда вернулась ко мне давно утерянная горячность? А уж вегетативка… Что толку хранить невозмутимое выражение лица, когда к щекам приливает жаркая кровь, а уши чуть ли не светятся алым! Алый… Алла…
Да, она мне нравится. Хотя женское начало не выпирает в Комовой так выпукло и емко, как у Томы, все равно – пленяет. Я же уроки физры не пропускаю, а спортивная форма для девочек вполне подходящая – черные шортики да белая футболка. Разглядеть красоту несложно.
Дело в ином. Целовать одноклассниц или даже щупаться – приятно, но это предел удовольствия. Дальше всё, строгое табу – в СССР этого нет. Ну, по крайней мере, до выпускного.
Нет уж, лучше с Томочкой… Уговорю же я ее когда-нибудь!
– Дань… – голос Аллы звучал скованно. – А ты… целовался уже?
Мои губы дрогнули в улыбке – мысли, что ли, читает?
– Не подобает юным девицам помышлять о распутном, – высказал я назидание.
Комова смешливо фыркнула, и хлопнула меня ладошкой в варежке.
– Да ну тебя! – затихнув, она пробормотала: – Дань… У меня десятого – день рождения… Не ноября, в декабре! Придешь?
– Приглашаешь?
– Да!.. – выдохнула Алла.
Мы вошли в гулкий и тесный подъезд, скользя по снегу, натоптанному в тамбуре. Плечом я задел лязгнувший почтовый ящик.
– Вот… – Комова стеснённо повела рукой. – Тут я живу. На третьем этаже, двадцать девятая квартира. Даня… – она задохнулась. – Поцелуй меня!
Девушка побледнела, выдавая волнение отчаянным блеском глаз. Я мягко привлек ее к себе, и выполнил приказ – нежные губки Аллы слабо ворохнулись под напором моих. Ладони Комовой уперлись мне в грудь, дабы удержать партнера на целомудренной «пионерской дистанции», но вот мелкими, несмелыми рывочками сдвинулись выше, за плечи, и пальчики в варежках робко огладили мою шею.
Задыхаясь, девушка отстранилась, не сразу раскрывая глаза.
– Даня… – выдохнула она. – Ты… Ты мне очень… Очень нравишься!
Не выдержав срыва непознанных чувств, Алла метнулась прочь, вспорхнула вверх по лестнице, почти не касаясь ступенек, и уже с площадки второго этажа крикнула звонко и счастливо:
– Приходи! Я буду ждать!