Новгородский толмач

Особенно теперь, после женитьбы и рождения сына, трудно мне молиться Пречистой Деве. Если Ее называют непорочной, значит каждое объятие с женой моей, Людмилой, должен я считать порочным? А для меня каждое соитие с ней это благословенный дар Твой, за который не знаю, какими словами и молитвами благодарить Тебя.

Ты дал нам стать как одна плоть, дал слиться в заботах друг о друге и о дитяти нашем. Единственное, в чем мы не едины, — и это страшит и мучает меня: жена моя не в силах разделить мою благодарность Тебе.

И не только Тебе.

Порой мне кажется, что даже подарки, и помощь, и похвалы от близких не радуют ее. Словно ей в тягость быть у кого-то в долгу — даже у Тебя. Она повторяет вслед за мной благодарственную молитву перед каждой трапезой, но как-то невнятно, монотонно. Может быть, ужасная утрата, которую она пережила, до сих пор кровоточит в ее сердце? И ей стыдно отдаться радости, когда память о погибших муже и сыне так жива?

Господи, верую — Ты можешь все.

Но только если захочешь.

Если же не захочешь дать мне уверовать в непорочное зачатие, то хотя бы сделай так, чтобы к жене моей вернулся дар благодарности.

Ибо неблагодарность к Тебе сердце мое переживает как самый тяжкий порок и отчуждается от души, пораженной этим недугом.

Глава 18. На Тверь! На Тверь!

Фрау Грете Готлиб, в Мемель из Москвы, май 1485

Милая сестра моя, Грета!

Счастлив был узнать, что дети твои растут здоровыми и что им достался добрый отец, который не считает своим долгом лупить их за каждый пустяк, как это делали мои родители. Неужели семилетний Эдвард уже научился плавать? Расти на берегу моря — большая удача. Зрелище бескрайнего морского простора должно дать юной душе первое понятие о величии всего Творения.

Наш мальчик уже бодро топает по горнице и по двору. Но к реке его не пускают. Русские твердо верят, что из-под воды в любой момент может выскочить либо русалка, либо водяной и утащить ребенка на дно, чтобы играть там с ним в хоромах из стекла и водорослей.

Ровесник нашего сына, принц Дмитрий Иванович тоже научился ходить в положенное время, но пока не умеет говорить. Мать его, Елена Стефановна, очень обеспокоена этим, но муж ее, принц Иван, уверяет ее, что и он заговорил только в три года.

Занятия наши продолжаются. Елена Стефановна уже довольно свободно объясняется на русском и теперь изъявила желание учить итальянский. Возможно, это связано с тем, что колония мастеров из Италии здесь все увеличивается и их манера общения гораздо свободнее и веселее, чем в русских домах.

Хотел бы я, чтобы тебе когда-нибудь довелось взглянуть на принцессу из Молдавии. В ней совершенно нет высокомерия и чванства — этих вечных спутников придворной жизни. Но внешне она старается соблюдать все правила поведения, предписанные русской женщине из знатного рода. В домашней обстановке хозяйка может снять тяжелые части головного убора — кику, кокошник, — но обязательно оставляет повойник. Волосы у замужних должны быть закрыты всегда. Считается, что они вредны для окружающих, особенно для мужчин. С ними также связываются все легенды о колдовстве. Верхняя рубашка обычна расшита узорами, которые называются «оберег». Есть узоры, оберегающие от болезни, от дурного глаза, от ведьм и домовых. Рубахи эти просторны, и женщинам разрешается быть в них даже при посторонних, если только из-под них не видна нижняя сорочка — интимная часть туалета, доступная только взору мужа.

Последнее время Елена Стефановна проявляет большой интерес к русской истории, особенно ко всему, что связано с Тверским княжеством, расположенным к северу от Москвы. Дело в том, что ее супруг, Иван Молодой, по матери приходится внуком знаменитому князю Тверскому, Борису Михайловичу. Нынешний князь, Михаил Борисович, ему родной дядя. Детей мужского пола у Михаила Борисовича нет. Случись с ним что — и Иван Молодой окажется самым главным претендентом на Тверское княжение. Играя со своим сыном, Елена Стефановна порой ласково называет его «ах ты, княжич мой тверской».

В последние годы все чаще тверские бояре и воеводы стараются перейти на службу к великому князю Московскому. Он знает их воинские заслуги и щедро одаривает вотчинами, дает в управление города. Сам Данила Холмский в молодости служил князю Тверскому, пока не перешел на службу Москве. Михаил Борисович этими переходами весьма недоволен. Он чувствует, что влияние его падает, и, кажется, втайне ищет поддержки у литовского короля. Есть опасения, что весь этот раздор и разлад может обернуться войной.