Ты купеческая дочь!
Не ходи гулять в полночь,
Не ходи гулять в полночь,
Мимо моего двора
Не прокладывай следа...
Я осторожно подкрадываюсь, подслушиваю и вижу это разгладившееся лицо с закрытыми глазами, поднятое к Тебе. Но тут хлопотливая сестра пробуждается, корит певунью, и жена моя умолкает и в наказание себе поспешно начинает давить и колотить белье с удвоенной силой.
Я люблю обеих сестер, иногда пытаюсь мирить их, но в глубине души радуюсь тому, что это невозможно. Ибо их вечный раздор - это, наверное, и есть огонек души живой, угодный Тебе. Конечно, горе и годы почти смыли былую красоту Людмилы. Но велика же мудрость Твоя, отнимающая с годами женскую прелесть. Если бы они - умудренные и душевно богатые - сохраняли красоту и в старости, мы бы тянулись только к ним, пренебрегали бы молодыми, способными рожать, и род человеческий начал бы угасать.
"Влюбляться в немолодых - это только твой удел", - шепчет мне в уши коварный голос.
Возможно, и так. Однако был ведь и у меня, по крайней мере, один предшественник: греческий царь Эдип. Наверное, не внешней красотой прельстила его мать, на которой он женился, нарушив волю богов. Когда я совершаю что-то греховное, я готов принять наказание и раскаяться. Но добровольно изуродовать самого себя, ослепить? Нет, пусть это останется уделом язычников. Искупитель наш принес нам избавление и требует только одного: чтобы мы взирали на Творение Твое и на себя в нем открытым взором, не отводя его ни от ужасного, ни от укоряющего, ни от непостижимого. Аминь.
Владиславу Ольгирдису, в Вильнюс
из Москвы, осень 1485
Досточтимый брат Владислав!
Снова дымная туча войны затянула небо над этой многострадальной землей. И именно над той ее частью, откуда меньше всего можно было ждать беды. Вот уже полвека княжество Тверское безотказно выступает другом и союзником Москвы. В свое время князь Борис Александрович Тверской помог отцу нашего великого князя, Василию Темному, дал ему войско против его врагов в московской усобице. И во всех походах на Новгород, и в боях на Угре тверичи участвовали честно и смело.
Но где-то незаметно копились страхи, обиды, подозрения. А хитрые советники, в своих корыстных интересах, раздували их, нашептывая в княжьи уши ложь и клевету. В Москве стало известно о сношениях нынешнего князя Тверского, Михаила Борисовича, с вашим королем. Якобы велись уже переговоры о женитьбе Михаила Борисовича на дочери или внучке Казимира. Говорят, что на переговорах в Кракове поднимался уже вопрос и о переходе Михаила в католичество.
На что он рассчитывал? На то, что об этих сношениях не узнают в Москве? Если так, то его можно считать самым наивным правителем во всей земле русской. Великий князь Московский деньгами швыряться не любит (например, поставляя баранов иноземным послам для пропитания, он требует, чтобы шкуры возвращали кремлевскому приставу), но лазутчикам всегда платил щедро. А главное, он умеет и не брезгует заступаться за тех, кто пришел к нему на службу, во всех их тяжбах.
Между приграничными тверскими и московскими боярами всегда шли споры о межах. Если вотчины лежат рядом, пойди отыщи в старинных грамотах, где проходит граница - по оврагу или по ручью? И тиуны князя Московского из кожи будут лезть, чтобы отстоять своих. А Михаил Тверской больше хлопотал о литовской подмоге, чем о своих собственных верных слугах. Так и вышло, что они потянулись один за другим на московскую службу.
Наконец, в начале лета был перехвачен тверской гонец с посланием к королю Казимиру. В этом послании прямо говорилось о возможности совместных военных действий Твери и Литвы против Москвы. Таковые сношения можно было объявить нарушением последнего договора и прямой изменой. В июле великий князь послал своему тверскому шурину разметную грамоту, а в августе большое московское войско выступило на север. Также и новгородцам было приказано вторгнуться в тверские владения с запада.
Восьмого сентября Тверь была окружена со всех сторон. Запылали посады, началась осада. Но длилась она недолго. Один за другим тверские бояре и воеводы являлись в стан осаждавших и просились в службу к великому князю Московскому. Он принимал их милостиво. Михаил Тверской, видя себя оставленным и обессиленным, решился на бегство. Каким-то образом ему удалось ускользнуть ночью из города. Да еще захватить с собой всю казну тверских князей.
За ним немедля была учреждена погоня. На границе со Смоленской землей преследователи почти настигли беглеца. Только бросив повозку с драгоценностями, удалось свергнутому властителю Твери ускользнуть в Литву.