Новая жизнь темного властелина. Часть 2

Я взмахнул рукой.

— Всё, что ты нам только что рассказала. И про зелёные глаза… и про присягу. Про чувства свои напиши обязательно. Не жалей слов: краткость не всегда сестра таланта — иногда она признак косноязычия. Говорить у тебя получалось неплохо. Вон, Вася не даст соврать. Надеюсь, письменно свой рассказ ты изложишь не хуже. Помни только, что ты пишешь любимой женщине, а не строчишь донесение вышестоящему начальству.

— Кому пишу?

Штос-офицерша отпрянула от меня, словно испугавшись.

— Лука, не строй из себя непробиваемую солдафонку, — сказал я. — Уж я-то знаю, что ты не такая. Пиши своей королеве. Всё, что только что рассказала нам. Если её это не проймёт — значит, у вашей Каталинии Восемнадцатой попросту нет сердца. Вон, от твоей истории даже у Васи на глазах появились слёзы.

Слуга рода Силаевых перестала натирать меч, посмотрела на меня. Промолчала: должно быть сообразила, что я лишь образно выражался — мне и самому было сложно представить Васю плачущей из-за каких-то там чужих сопливых историй. Но Лука-то знала Васелеиду не так хорошо, как я: могла и поверить.

— Напишу, — сказала Лука. — И что дальше? Ты знаешь кого-то…

— Сам отнесу.

Теребившие тесьму пальцы штос-офицерши замерли.

Лука разглядывала меня сквозь щёлочки между опухших век — пыталась сообразить, говорю я серьёзно или разыгрываю её.

— Ты?

— Льера Лукория, — сказал я. — Что тебя не устраивает? Я не подхожу тебе в качестве посланника?

Сыграл тоскливый проигрыш из «слёз-алмазов».

Лука прижала к груди руки — точно, как та актриска из плаксивой пьесы.

— Ты… сделаешь это для меня? — спросила она.

Решил обойтись без шуток.

— Конечно, льера Лукория, — сказал я.

Подпустил решимости во взгляд.

Штос-офицерша рванулась ко мне, сгребла меня в объятия.

Услышал, как захрустели мои суставы.

— Кир… я жеж… Ты такой!..

— Да.

Я не стал говорить Луке о том, что сам вдруг захотел заглянуть в «эти глаза».

* * *

Представлял, что штос-офицерша бросится выпрашивать у компаньонок бумагу, чтобы быстрее набросать послание для королевы. Но льера Лукория торопиться не стала. Покинула бордель и вернулась к нам почти через сутки — усталая, дёрганная, точно с нашей предыдущей встречи не смыкала глаз.

Вручила мне пахнущий духами пухлый конверт.

— Кир, — сказала она, стыдливо опустив взгляд, — я понимаю, что поступаю… дурно. Мне не следовало бы заставлять тебя делать для меня… такое. Я жеж помню о твоих чувствах. И очень ценю их, поверь. Но… ты пойми, я жеж не знаю, как можно сделать по-другому. Если бы могла, я бы сама…

Так и хотел махнуть рукой и сказать: «Не парься».

Но после трёх скучных дней в борделе лень было даже говорить — ограничился жестом. Если вчера сомневался: стоило ли предлагать льере Лукории свою помощь. То теперь чувствовал, что прогуляюсь до дворца с радость — да и не без удовольствия пообщаюсь с зеленоглазой королевой.

Тем более что наверняка не скоро увижу ту снова: Васина рана зажила — завтра-послезавтра можно было уже занимать места в дилижансе.

* * *

К башне подошёл на закате, спрятавшись под «отводом глаз». Постоял у её основания: рассматривал светившееся под самой крышей окно. Прикинул, как лучше к нему подобраться.

Хотел уже скастовать «кошачьи лапы», но вдруг передумал.

Покачал головой.

— Нет, — пробормотал я. — Не полезу.

Бросил на двери входа «обнаружение жизни».

Не так уж и много охраны.

Решил, что поднимусь по лестнице.

* * *

Моему приходу королева обрадовалась.

Ну и, конечно же, удивилась.

Вручил Кате письмо штос-офицерши Лукории — оно тут же полетело на стол, легло поверх стопки страниц недописанного трактата. При мне королева его так и не распечатала. Сказала, что в ближайшие дни у неё будет на чтение предостаточно времени.

* * *

Катя ещё спала, когда я утром скастовал на стене её комнаты «скрепы» входа. Заранее планировал уходить из Мужской башни именно таким способом — подготовил похожий вход и в борделе. Положил на подушку рядом с королевой «женское сердце». Этот похожий на тюльпан красный цветок сумели вчера раздобыть для меня компаньонки льеры Рикарды. Он с вечера дожидался своего часа в темноте эльфийского дома.

* * *

Очутился в «Доме ласки и удовольствий», узнал от Васи, что Лука дожидалась моего возвращения в соседний апартаментах — провела там всю ночь.

* * *

— Как это она ничего не велела мне передать? — переспросила льера Лукория.

Недоверчиво приподняла брови. Отёки вокруг её глаз уменьшились, раны на губах зажили. Похоже, льера всё же воспользовалась заживляющими зельями.

Я пожал плечами.

На похожие вопросы я ответил уже с десяток раз.

Когда сегодня утром уходил из Мужской башни, письмо Луки оставалось непрочитанным. Катя вчера о нём так и не вспомнила: мы занимались другими делами. Но я не стал говорить об этом штос-офицерше.

— Совсем-совсем ничего? — повторила Лукория.

Сейчас она походила не на строгую офицершу, а на большого обиженного ребёнка. Замерла посреди комнаты. Заламывала руки, растеряно поглядывала то на меня, то на хмурую Васелеиду, точно выпрашивала у нас слова поддержки.

— Совсем, — сказал я.