Новая жизнь Нефертити

Каблуки утонули в толстом ворсе ковра. Окна в глубоких проёмах с полукруглыми верхушками, дубовые панели, обтянутый гобеленовыми обоями верх, картины в тяжёлых рамах, позолота. Тишина скрыла за стенами звуки Парижа.

Финн раскрыл высокую резную дверь, взглянул, словно дотронулся, и зашёл.

Ещё можно было развернуться и уйти. Но я громко вдохнула по-прежнему душный воздух. Это наваждение. Я вдруг осознала, что вот так внезапно и безумно, с одного взгляда в него влюблена, и потому всё моё существо устремилось следом.

Я шагнула в комнату, осторожно притворила дверь за собой, чувствуя смущение и радость. Последний щелчок. Комната в красных тонах с позолотой, краем взгляда я заметила статуэтку на тумбочке. Как из гробницы Тутанхамона.

Горячие ладони легли мне на плечи и жадно притянули к себе.

Глава 4

И всё-таки разум возобладал. Я отстранилась, снимая его руки с собственных плеч:

— Я не твоя поклонница.

Ветер изумления в тенистой зелени взгляда, улыбка, как пропуск в новый уровень проникновения за радужки. Финн наклонился надо мной. Я повернула голову и обнаружила на комоде стиля Людовика Четырнадцатого бюст Нефертити с инкрустированными глазами на искусно раскрашенном гипсе. Какой шикарный!

— Нравится? — Финн проследил за моим взглядом с хитрой улыбкой.

— Изумительная подделка!

— А если настоящая?

— Нет, — хмыкнула я. — Оригинал хранится в Берлинском музее.

— Точно знаешь?

— У настоящей левый глаз белый, как бельмо, а здесь присутствуют оба.

— Так живее. Но живая лучше. — И вдруг коснулся нежно моих губ.

Волна электричества и тёплой дрожи отозвалась в теле на прикосновение. «Настоящий…» — пропели мои губы в ответ, ощутив будто узнанную сладость. Его. Не чужого.

— Так лучше? — спросил он шепотом в мои губы.

Зачарованная, я посмотрела на него.

— Да, но я с незнакомцами не целуюсь.

— Но ты пришла…

— На кастинг. И на самом деле, я люблю рок и Баха.

Он хмыкнул. Уязвлён? Кажется, да.

— Как тебя зовут?

— Дамира. А как зовут тебя?

Финн удивился, и в его глазах золотыми искрами вспыхнуло любопытство.

— Ты не можешь меня не знать.

— Но…

— Не смотрела Мегахит? Песню года? Новый год на Первом? Нет? Ты — одна на миллион! Ладно, я Макс Финн.

— Возможно, где-то я тебя видела…

— Радует, Дамира. А знаешь, мне нравится твоё имя! Очень звучное.

— Спасибо, — улыбнулась я. — Это приятно.

— Но вот теперь мы знакомы, не правда ли?

— Да…

Он подался вперёд, захватил мои губы с нежностью и напором, обрушился, как ураган, и оттолкнуть его не получилось. За моей спиной оказалось тёплое дерево стены. Его руки на моей талии, на шее, в волосах… Реальность вспенилась пузырьками в голову. В щель приоткрытых ресниц показалось, что за его плечами брезжит серебро воды и золото песков. Шаги за дверью совсем рядом. Остановились. Послышалось отрывистое, как азбука Морзе: тук-тук-тук.

Мы оторвались друг от друга. Я очнулась, понимая, что несусь без тормозов на сумасшедшем дрифте, а впереди, возможно, пропасть? Я же не знаю его! Финн отмахнулся от того, кто был за дверью, и погладил меня по щеке.

Шаги начали удаляться.

Удовлетворённый, Финн подмигнул. Я разглядела золото тиснения на обоях и гладь громадного зеркала на стене напротив, показалось, что оно прозрачное лишь с одной стороны, как в детективах. Неприятное ощущение, что на нас действительно смотрят, коснулось лопаток.

— Здесь есть кто-то ещё? — едва слышно спросила я.

— Нет.

Он обвил меня руками и заглянул в глаза.

— Только я и ты. Здорово, да?

Как же мне нравится его запах! Хотелось касаться, словно влюблённость — это потребность чувствовать кожей. Но нельзя же так сразу! Наверное нельзя… Но что это между нами, если не химия?

В ту же секунду с интервалом в мгновение зазвонили оба наших телефона. Финн с раздражением достал свой из кармана джинсов и отбил звонок. Мой продолжал настойчиво и громко бить по ушам Токкатой и фугой ре минор из обронённой на пол сумки.

— Это Бах, — сказал Финн и поднял сумочку с ковра.

— Я знаю.

Он без обиняков достал торчащий из кармашка мой мобильный. Тот прекратил звонить. И из-за двери рявкнул мужской голос, словно поджидал:

— Севка, через пять минут едем в студию! Пять минут! Понял? Или мы опоздаем на запись с этими хреновыми парижскими пробками!

Шаги удалились окончательно с генеральским акцентом подошв.

— Севка?

Мне стало неприятно, хоть поцелуй и не давал мне никаких прав. Но зачем мне псевдоним?

Я отшагнула к дверям и подхватила сумку.

— Ладно. Мне надо идти, — поспешно бросила я. — Отдай мне мобильный.

Тот сощурился. Набрал без обиняков с моего телефона номер, и его телефон в кармане отозвался самым обычным звонком.

— Теперь не потеряешься, — сказал Финн.

— Я могу поменять номер.

— Ты не станешь. — Он вернул мне гаджет.

Да, чёрт, он прав, не стану. Французскую симку мне подарил Франсуа, а на русскую успел позвонить дядя и за одну минуту выговора стереть со счёта все деньги, как корова языком. Я взялась за ручку двери.

— Приходи вечером, — сказал Финн.

— Я занята.

Попросит ещё раз? Хотелось поднять планку, повысить собственную значимость, иначе к чему это приведёт? Он звезда.