Новая жизнь Димки Шустрова

— Эх, жизнь ты жестянка! — тяжко вздохнул Федор Николаевич. — Да я ж для нее… Эх, сынок, зачем она? Да мы бы так жили! Люди бы завидовали. Вот шубу ей присмотрел. Новая шуба. Хотел обрадовать… Из самой Канады шуба. И цена сходная. Да что цена! Я для Нади… Да ничего мне не жалко! А деньги — вот они, в бумажник не лезут. Вчера телескопов сдал. Хорошие деньги получил. Еще доложить столько — каракулевую шубу можно купить. Или мотоцикл с коляской. Тебе и купил бы. Эх, Димка, пронеслись бы с ветерком! А хочешь, велосипед куплю?

— У меня есть, — сказал Димка.

— Эх, мамка, мамка! И когда же она… замуж?

— Недавно.

— Эх, жизнь жестянка!

В трубке послышались гудки.

«Вот как расстроился», — пожалел Димка отца.

Под утро ему приснилось, будто мчится он со страшной скоростью на мотоцикле, и под колесами не земля почему-то, а вода. Только бешеному Димкиному мотоциклу и вода нипочем! Летит стрелой. По морю. По волнам.

Утром долго вспоминал сон и поражался фантастическому видению. А потом, поразмыслив, решил, что не такое оно и фантастическое. Если на доске плавают по морю, то почему нельзя на мотоцикле? Не плыть, а помчаться на большой скорости. Колеса надо пошире сделать, может, и с лопастями.

Плохо, что Любчика нет, — с ним бы обсудить эту идею. А что, великие идеи и во сне приходят. В какой- то передаче по телевизору говорили об этом.

И все-таки главное, чем был занят Димка в тот воскресный день, — ждал маму или хотя бы ее звонка. Правда, еще и учился стоять на руках. Возле стенки хорошо получалось. Мог бы маме продемонстрировать. Но мама не пришла, не позвонила.

И письмо он не написал. Хотел про вчерашнюю грозу написать, как ловили рыбу и вдруг налетел ветер, все круглые листья на воде поднял, а у Сережки из седьмой квартиры панаму сорвал с головы и унес в реку. Впечатлений было много, но как об этом написать? Он и бумагу приготовил, да так и не решился начать письмо. Только напрасно язык ручкой насинил.

МАМА ПРИШЛА!

А в понедельник мама пришла. Как всегда, в обычное время — около шести часов.

— Уф-ф! — сняла в передней туфли. — Здравствуйте! Здравствуйте, мои дорогие! Вот и я!

Димку обняла так, что у него кости хрустнули. Бабушку поцеловала. И тоже — звучно, сочно, не просто ради приличия — лишь бы губами коснуться.

Димка во все глаза смотрел на маму. Нет, не заметно, чтобы скучала в эти три дня.

— Я коза-дереза, детушкам да бабушкам молочка принесла! — пропела мама и внесла в кухню сумку с продуктами. А еще там были коробка конфет и кулек с печеньем. — М-м, — смешливо поведя носом, протянула она, — какие борщевые запахи! Если бы меня покормили в этом доме!..

Хоть дочь и поцеловала ее, хоть и обрадовалась Елена Трофимовна, однако с языка едва не сорвалось: «Что, в том-то доме неважно покормили?»

И хорошо, что не сорвалось. Не следовало портить радостных минут.

Накормила Елена Трофимовна маму и сама конфету с душистой начинкой попробовала. И печенье взяла, пожевала медленно, оценивая его качество. Ничего, одобрила:

— Сдобное тесто. И пропечено. Из магазина? В какую цену?

Надежда Сергеевна хитровато посмотрела на нее:

— Не покупное.

— Сама, что ль, испекла?

— Не сама, — улыбнулась мама. — Алена.

— Дочка, значит, его? — уточнила бабушка.

— Его, Владимира Ивановича. И моя тоже.

Тут выдержка все-таки изменила Елене Трофимовне:

— Чему улыбаешься? Сына, значит, оставила, а там… дочку завела?

Раньше мама наверняка вспылила бы, а сейчас только бабушкину руку погладила, белую, полную.

— Димку-то! Да разве я оставлю его, шалопутика, губастика! — Она и сына погладила. — А дочка — это разве плохо? Я всегда мечтала о дочери.

Из кухни перебрались в большую комнату, мама села с ногами на диван и Димку рядом усадила.

— Сегодня-то… — помешкав, спросила бабушка, — дома будешь ночевать или…

— Дома, дома, — закивала мама и Димку — пальцем в бок: — Ну, как тут жил?

Димка о рыбалке рассказал, о грозе, что Любчика проводил, что начал учиться ходить на руках, но получается еще плоховато. А потом подумал и сказал о звонке отца: как тот шубу собирался купить ей канадскую, а ему настоящий мотоцикл.

Мама печально усмехнулась:

— Ничего-то не может до сих пор понять. Разные мы, сынок. И в шубе разве счастье…

— В уважении, да? — спросил Димка.

— Именно. А ты молодец. Думать начинаешь.

— Значит, ты его уважаешь… Владимира Ивановича?

— Очень уважаю.

Елена Трофимовна, сидевшая неподалеку на стуле, осторожно спросила:

— А ведь он же… ну, рабочий просто. При железе. Мозоли, поди, на руках. Не заскучаешь?

— С Володей? — удивилась мама. — Заскучать? Да это невозможно! Выдумщик ужасный, фотограф, изобретатель, заводила, каждое лето путешествует с Аленой на байдарке. Нет, мне очень интересно с ними, весело. Не замечаем, как и часы бегут.

— А что же, если он такой веселый, один-то жил? Или разведенный недавно?

— Владимир Иванович не разведенный. Жена его умерла четыре года назад. Привлекательная была женщина. Я фотографии видела умное лицо, глаза просто удивительные. Историю в школе преподавала. А вот болезнь…

Бабушка помолчала и прямо свернула на то, с чего начала: