Новая жизнь Димки Шустрова

— Пришли, — сказала Марина и поглядела на балкон третьего этажа. — Те два окна, видите, — наши. А кухня и моя комната на другую сторону выходят. Хотите посмотреть?

Обошли дом. Марина показала два окна и тополь, высокий, с блестящими, будто лакированными, листьями.

— Мое окно со шторой, видите? Я там живу. А воробьи на тополе живут. Иногда такой крик поднимают, что спать не дают. Но я им прощаю. Наверно, очень важные воробьиные проблемы решают.

Димка вспомнил, как недавно гнался во дворе за кошкой, сцапавшей воробья, но рассказывать об этом не стал. Кошку все равно не догнал, воробья не спас, да и некогда рассказывать — вот уже портфель в другую руку переложила, сейчас скажет: «До свиданья!»

Портфель Марина переложила и на подъезд свой взглянула, а вот прощаться ей, видно, не хотелось. Черные глаза наполнились грустью.

— А проводить меня придете? — спросила, не поднимая ресниц. — Поезд в шесть часов вечера уходит. В среду. Папа на вокзал на машине отвезет. Мы все поместимся. Придете?

Любчик радостно закивал, а Димка вздохнул про себя.

— Придем, — сказал он и, чтобы не показаться грустным, бодро добавил: — Точно придем, как в аптеке!

По дороге к дому оживленный Любчик принялся было объяснять, что доска, на которой плавают в море, не простая, а специальная, и парус на ней должен поворачиваться во все стороны, но Димка слушал его плохо и с тревогой думал: приехала мама или не приехала?..

И только вставил ключ в щелку замка, понял: приехала! Из-за двери был слышен быстрый стук пишущей машинки.

И еще Димка понял, что он ждал мать, соскучился по ней.

По всему было видно, что и Надежда Сергеевна хотела поскорее увидеть сына. Пять секунд назад тюкала ее машинка, а когда Димка вошел в переднюю, то мама, уперев руки в бока, уже стояла в дверях комнаты и в нетерпении смешливо хмурила брови.

— Музыка! — воскликнула она и пропела: — Трам, та-рара-рам! Дорогу пятиклассникам! Сильным, ловким, умелым, хотя и не отличникам, но все равно — отличным ребятам!

Надежда Сергеевна обняла сына, расцеловала в обе щеки.

— Дневник обязательно посмотрим… Но прежде — вот тебе, в честь окончания! — Ока по-девичьи живо метнулась в комнату, скинула тапок и босой ногой ударила по новенькому футбольному мячу. Сильно ударила, мяч отскочил от стены, и Дымок, с поднявшейся на спине шерстью, испуганно попятился, зашипел.

Димка подбежал к матери и тоже чмокнул ее в щеку. Именно о таком мяче он мечтал. Олимпийском! С яркими, рыжими пятнами, как на шахматной доске. Оказывается, мама и насос догадалась купить!

А как была довольна Надежда Сергеевна, что угодила сыну! И сама, кажется, рада была бы побегать босиком по квартире, погонять симпатичный мяч!

Но срочная работа ждала ее. Поговорила с Димкой ещё немного, посмотрела его дневник с короткой записью: «Переведен в 5-й класс», потрепала по волосам и опять удалилась в свою комнату, и вскоре вновь застучала ее машинка. Бабушка права: много мама работает, но не печалится, говорит, что каждый человек должен быть личностью, а для этого обязан хорошо делать свое дело. Еще когда Димка первый раз был в редакции, он заметил, как уважительно относятся к его маме. Только один дядька, про которого мама написала в газете, что он развалил работу в клубе, сидел недовольный, что-то сердито говорил, но его не очень внимательно слушали.

Елена Трофимовна, в отличие от дочери, появление внука встретила без всякого энтузиазма. И на чудачества дочери — как та пропела торжественный марш, как лихо ударила по мячу — смотрела с грустным укором. Бабушка была расстроена. Когда Димка сел в кухне за стол, она притворила дверь и пожаловалась:

— Не успела, Димочка, в дом зайти — сразу за телефон. Опять с Сомовым своим разговаривала. И голосок, ну прямо колокольчиком разливается… Да что же он за птица такая с перьями? Или, правда, красавец какой невозможный? Или министр какой главный, что и самой страшно сказать?.. Димочка, а?

А Димка-то знал, какой он министр! Сидит, насупился, кусок в горло не лезет.

Чтобы не горевать, не думать ни о чем, Димка взял олимпийский мяч и пошел во двор. А там — ребята, ошалевшие от солнца, от первых часов длинных, трехмесячных каникул, от того, что не надо бежать домой и готовить уроки, накинулись на Димкин новенький мяч, словно амазонские рыбки пираньи. Недавно Димка читал про них. Кишат в реке, а зубы и аппетит: стоит руку на минуту в воду опустить — одни белые косточки останутся.

Невелика в дворе площадка, где можно погонять мяч, но азарту от этого не убавлялось. Тут свои правила. Ни аутов, ни офсайдов — крик, беготня. Счет рос быстрей, чем в хоккее. Когда часа черва два, пропотевший и шатавшийся от усталости, Димка взял мяч под мышку и категорически объявил, что игра закончена, то счет выражался астрономическими числами — 22:17. Разумеется, в пользу команды, за которую, не жалея сил, сражался и сам Димка. Правда, игроки проигравшей команды кричали, что два гола у них зажилили, но это не имело принципиального значения: даже для почетной ничьей тех двух голов было недостаточно.