Новая жизнь 6

Я спускаюсь вниз и вижу восхитительную картину. Мама в своем легком халатике и с волосами, убранными в хвостик — танцует рядом с плитой, напевая что-то веселое. Папа сидит за столом и чего-то читает в своем планшете.

— Кента-кун! — поворачивается она ко мне и сияет улыбкой: — ты уже поднялся! Сегодня будет новый день! Пусть он пройдет замечательно! Садись рядом с папой, завтрак готов!

— Ааа… да, мам, спасибо. Доброго утра. — сажусь рядом с папой. Он поднимает взгляд и кивает мне. Изучаю его лицо. Мда, синяки под глазами, нет, это не синяки, это ж мешки и тени от недосыпа. Перевожу взгляд на маму, та весела, бодра и полна энергии. Снова смотрю на папу. Того как будто ночью экскаватор переехал и в траншею закопал, но отец не из тех людей, что сдаются и всю ночь оттуда выкапывался с помощью голых рук, вот — откопал себя и пришел домой завтракать. Вспоминается фантастический рассказ про человека, который вот так своего соседа и друга наказал — джин ему желания выполнял, как обычно — три, но конечным условием каждого желания было — что в два раза больше у соседа будет. И человек поступил правильно, а не так как мужик, который «рыбка, выколи мне око!», нет. Последним желанием он пожелал себе девушку. Умную, красивую, любящую и… чтобы ее темперамента было ему — в самый раз. А вот его соседом, который получил в два раза более умную, красивую, любящую и, соответственно — в два раза более сексуальную девушку — судя по всему и был мой отец.

— Доброго утра, пап. — говорю я. В конце концов мы с ним — мужчины и надо выразить ему сочувствие… и зависть. Вот не был бы я тут сыном — обязательно бы к маме клинья подбивал, потому как Мидори — это Мидори, но мама … эх, повезло отцу, хотя сейчас так прямо и не скажешь.

— Доброго утра, сын — кивает отец и улыбается улыбкой героя. Да, это улыбка героя, господа, потому что сейчас ему охота пойти и упасть, и спать беспробудным сном двое суток подряд, а он себя заставляет улыбаться!

— И это по-настоящему доброе утро! — кивает мама и ставит на стол большую тарелку с оладьями, тут же уже стоит кувшинчик с кленовым сиропом: — мы с твоим отцом вчера вечером пришли к согласию!

— Да-да. — говорит отец и поспешно ставит на стол чашку с чаем: — мы пришли к согласию.

— Что ты можешь дружить с кем хочешь — продолжает мама: — ну и что, что это Бьянка! Мы с твоим папой — взрослые люди и можем иметь дело с последствиями… и даже плакат этот… в общем она у тебя молодец! И сеть заправок у нее с этим… как там написано?

— «Плесни масла в огонь?» — вспоминаю я мотто на заправках.

— Именно! — сияет мама: — Это же и наш девиз, правда, дорогой? — как-то мгновенно она оказывается возле отца и ее руки уже обвиваются вокруг его шеи, а ее губы уже так близко у его уха и чтобы расслышать последнее «дорогой» — приходится напрягать слух, потому что это не сказано, это было — промурлыкано. Прямо ему в ухо. Отец давится своим чаем и смотрит на меня умоляюще. Ну уж нет. Твоя жена, ты сам ее выбирал, так тебе и надо, тебя сейчас еще и на работу не отпустят… плеснут сейчас масла в огонь.

— Я рад, что Бьянка-сан добавляет… перчинку в вашу жизнь — говорю я и придвигаю к себе тарелку с оладьями. Кушать охота очень сильно, мне сейчас в эту Академию еще идти, а она еще так по-дурацки расположена, на отшибе, практически в пригороде, туда не так много автобусов идет, надо заранее выходить.

— М-мне на работу пора! — вскакивает с места отец и вытирает салфеткой губы: — прости дорогая! Но сегодня у нас важный день!

— Как, уже? — расстраивается мама: — Мы могли бы… — и ее губы снова оказываются возле его уха и что-то горячо шепчут туда. Отец бледнеет и оглядывается вокруг. Интересно. Обычная реакция здорового мужчины на такое вот предложение — это покраснеть и обрадоваться, а не побледнеть и испугаться. Укатали сивку крутые горки.

— Но не при детях же! — говорит он и мягко отступает назад.

— Меня можете не стесняться — поднимаю вилку с наколотым оладушком я: — я только за. И потом, я уже взрослый. Правда жизни не покалечит мою психику.

— А? О чем речь? Доброе утро! — спускается по лестнице Хината и папа облегченно вздыхает.

— Ни о чем. — говорит он: — Доброе утро, доченька. В воскресенье мы идем в парк, пойдешь?

— Конечно пойду! — выкрикивает Хината и тут же лезет к папе обниматься. Мама не сдает свои позиции и некоторое время папа выглядит как рождественская елка, только вместо игрушек на нем Хината и мама висят. Раздумываю о том, чтобы отбросить оладьи в сторону и тоже повиснуть на папиной шее — хотя бы из семейной солидарности, но… не. Мы с отцом — двое мужчин в этом сумасшедшем доме и должны блюсти реноме. И потом — еще раз повторюсь, что мне его ни капельки не жалко. Может быть — немного завидно, но не жалко. Слишком много счастья у человека, тоже мне проблема.

— А братик опять подрался! — тут же сдает меня мелкая и я давлюсь оладьей. Грозно смотрю на нее.

— Не было такого — отрицать, всегда отрицать. Не был, не замечен, не участвовал, не судим, характер скверный, не женат.