Новая жизнь

Я смотрел на сахарницу в руках. Если я скажу, что меня мучило чувство вины и утраты, читатель, возможно, не поверит. Я лучше скажу, что я «вспоминал о чем-то», не понимая, о чем именно. В серебряной сахарнице, уменьшившись, перевернувшись, сжавшись, отражалась комната, я и тетя Ратибе. Как волшебно, не правда ли, смотреть на мир не через замочные скважины, именуемые нашими глазами, а сквозь призму иной логики. Умные дети это поймут, умные взрослые этому улыбнутся. Половина моего разума была где-то далеко, читатель, а другая половина задумалась о чем-то. Не знаю, бывает ли такое с вами: вы должны вот-вот что-то вспомнить, но почему-то решили вспомнить об этом в другой раз.

— Тетя Ратибе, — сказал я, забыв даже поблагодарить за сахарницу. И показал на книги в другом отделении буфета. — Можно мне взять эти книги?

— Зачем?

— Хочу почитать, — ответил я и добавил: — Читаю по ночам. От телевизора у меня глаза устают, не могу долго смотреть. — Я не сказал, что мне не спится по ночам, потому что я убийца.

— Ну тогда бери, ладно, — сказала она, глядя на меня с подозрением. — Но когда прочитаешь, принеси обратно. Чтобы буфет не стоял пустым. Покойный всегда читал их.

После того как мы с тетей Ратибе посмотрели фильм о злодеях Лос-Анджелеса, города ангелов, о богатых торговцах кокаином, о неудачно начавших карьеру актрисах, склонных к интригам, об усердных полицейских и о красивых молодых мужчинах и женщинах, как по команде отдававшихся друг другу с невинностью детей в раю, но потом, за спиной друг у друга, говоривших гадости, я вернулся домой с большим полиэтиленовым пакетом, полным книг, — сверху в нем лежала серебряная сахарница, в которой отражался весь мир, корешки книг, уличные фонари, тополя с осыпавшимися листьями, темное небо, печальная ночь, мокрый асфальт, моя рука, державшая сумку, и мои ноги, вышагивавшие в ночи.

Я аккуратно разложил книги на столе, который раньше, когда мама была жива, стоял в моей комнате, теперь ставшей комнатой моей дочери, а стол отныне стоял в гостиной, за этим самым столом я многие годы делал школьные и университетские домашние задания и первый раз читал «Новую жизнь». Крышка серебряной сахарницы застряла и не открывалась, я положил и ее рядом с книгами, закурил и стал с удовольствием все рассматривать. Книг было тридцать три. Среди них были такие справочники, как «Основы мистицизма», «Детская психология», «Краткая всемирная история», «Великие философы и великие мученики», «Иллюстрированные толкования снов в картинках», переводы Данте, Ибн аль-Араби, Рильке из серии «Мировая классическая литература», издававшейся Министерством национального образования для бесплатного распространения в других министерствах и ведомствах, и были антологии: «Лучшие стихи о любви», «Рассказы о родине», переводы Жюля Верна, Конан Дойла и Марка Твена в красочных обложках и простые книжицы вроде «Кон-Тики», «Гении тоже были детьми», «Последняя остановка», «Домашние птицы», «Открой мне тайну», «Тысяча загадок».

Я начал читать их сразу, той же ночью. И я стал замечать, что некоторые сцены, выражения и образы «Новой жизни» написаны под влиянием этих книг или же списаны оттуда. Дядя Рыфкы воспользовался этими книгами, когда писал «Новую жизнь», так же спокойно и привычно, как он пользовался для своих комиксов материалом и рисунками из других комиксов, таких как «Том Микс», «Билли Кид» и «Одинокий Шериф».

Приведу несколько примеров:

«Ангелы не могли постичь тайну создания Наместников, именуемых Людьми».

Ибн аль-Араби, «Печати мудрости»

«Мы были друзьями по духу и были товарищами в пути, мы были безусловной поддержкой друг для друга».

Нешати Аккалем, «Гении тоже были детьми»

«…Уединясь в одной из моих комнат, я предался мыслям о куртуазнейшей госпоже. Когда я думал о ней, меня объял сладостный сон, в котором мне явилось чудесное видение…»

Данте, «Новая жизнь», III

«Быть может мы здесь для того,
Чтобы сказать: „колодец“, „ворота“, „дерево“, „дом“, „окно“.
Самое большее: „башня“ или „колонна“.
Чтобы, сказав, подсказать вещам сокровенную
сущность,
Неизвестную им».[48]

Рильке, «Дуинские элегии», Девятая элегия