— Настя девка хорошая, — продолжала между тем баба Маша. — Замуж только никто не берёт. Её как лет пять назад падальщики изнасиловали вместе с мамкой, так и не нужна никому стала. Мамка померла, порвали её сильно, а вот хлопотала за ней. Выходила, вон какая красавица вышла. А всё равно замуж не берут, испорченная она для них. А чего в ней испортилось-то, дырка она и есть дырка, что с ней станет-то?
— Ну вы скажете тоже, баб Маш, — снова покраснел я.
— А чего я не так сказала-то? — остановилась старуха и посмотрела на меня. — Или ты из этих?
— Да вроде нет, не из них, — сказал я, натягивая штаны и рубаху, всё-таки за стол собираюсь, да и чувствую себя хорошо, хватит валяться.
— Ну может хоть ты девку в жёны возьмёшь? — спросила старуха, запихивая чугунок в печь. — Или тебе она тоже порченная?
— Это дело с наскоку не решается, — застегнув рубаху, уселся я за стол. — Тут вначале познакомиться нужно, пообщаться, узнать человека.
— О-ой, ага, узнать ему надо, а сам чуть глаза не сломал, — выдала баба Маша, а из-за двери раздались колокольчики смеха, и тут же хлопнула уличная дверь.
Я снова покраснел. Неудобная ситуация. А ведь Настя действительно очень красива. В моё время её называли бы не иначе как модель, а её прошлое с изнасилованием считалось бы чуть ли не пиар-ходом. А здесь смотри, всё иначе, не нужна вдруг стала, несмотря на красоту. И ведь права баба Маша, ну что в ней такого могло испортиться?
В дом вошла Настя, неся перед собой корзинку с зеленью и свежим хлебом. Посмотрела мне в глаза хитрющим таким взглядом, затем показала язык и засмеялась своими колокольчиками.
— А ну не хулигань, егоза, — прикрикнула на неё баба Маша. — На стол накрывай давай и ребят остальных зови.
Настя улыбнулась, а как только бабка отвернулась, показала ей язык, только в спину, улыбнулась и начала накрывать на стол, ловко бегая вокруг меня. Я невольно залюбовался ей, вот просто сидел и смотрел, не мог глаз отвести.
— О-о-о, пожрать, — в дом ввалился Штамп. — Сумрак?! Здоров?! Ну нифига себе, баб Маш, да ты волшебница, — подошёл он к ней и чмокнул в щёку.
— Ой, уйди, охламон, — засмеялась бабка. — У меня ведь мужика лет двадцать не было, развращает он старую.
— Да какая же ты старая, баб Маш, — хохотнул Штамп. — Ты ещё о-го-го, — потряс он кулаком в воздухе, а Настя снова рассмеялась своими колокольчиками.
— Иди за стол, не смущай бабку, — отмахнулась от него тряпкой баба Маша. — Настя, ты чего там копаешься, или тебе Сумрак приглянулся?
— А что если и так? — покраснев, ответила красавица и, поставив ещё пару приборов на стол, быстро покинула дом.
— Чего это вы её так, баб Маш? — спросил Штамп.
— А нечего тут жопой крутить, — забормотала бабка. — Понравился мужик, надо брать, а не ходить вокруг, пока голова не поседеет.
— Эдак вы её никогда замуж не выдадите, — с философским видом высказал Штамп.
— Это кого вы тут замуж выдаёте? — в дом зашёл Гарпун. — Уж не ту ли красавицу, которая плачет сидит за сараем?
— Как плачет? — подскочил я и сразу направился к выходу.
— Ой, да нечего над ней прыгать, побольше поплачет, поменьше посцыт, — буркнула мне баба Маша в спину.
Но я уже не слушал, что с неё взять, старуха. Хоть и вытащила меня из болезни, вот только несправедлива она к девке. Ну нельзя же так.
Настю я нашёл там, где и сказал Гарпун, она сидела за сараем на бревне и закрывала лицо руками, а плечи её периодически вздрагивали. Я подошёл и молча сел рядом.
— Вам нравятся плачущие женщины? — посмотрела она на меня красными глазами.
— Вовсе нет, — ответил я глядя вдаль. — Я вроде как успокоить пришёл, ну раз не нужен, пойду тогда.
— Постойте, — остановила меня она. — Посидите со мной немного.
— Это запросто, — присел я обратно.
— Зачем она так меня? — успокоившись и немного помолчав, спросила Настя. — Я же ей ничего плохого не сделала.
— Дело не в этом, — подумав ответил я. — Это называется старость. Старики всегда всем недовольны. Нужно просто внимания не обращать.
— Да она всем подряд рассказывает, что меня падальщики попортили, — разозлилась она, а я сидел и боялся на неё посмотреть, потому что опять дар речи потеряю. — Я так никогда себе жениха не найду.
— Не нужно никого искать, — сказал я и встал с бревна. — Я тебя заберу, — ляпнул я, а чтобы она не увидела, как я покраснел при этих словах, сразу пошёл в дом. Жрать хотелось ужасно.
Когда я вошёл, все уже сидели за столом, но никто не ел, оказывается, баба Маша не разрешала. Без старшего начинать нельзя. Я сел на своё место, и тут же мне в миску налили щей, плюхнув в тарелку добрый кусок мяса.
Из-за стола я еле вылез. Когда мой мозг подал сигнал о насыщении, было уже поздно. Ел я так, как будто не видел пищу целый год, только что не рычал при этом.