— ...Ну что? — вернувшись, дед обвел всех выцветшими голубыми глазами. — Показать вам, как в козла надо играть?!
— Давай! — завелся Толян.
... — Заберите его от нас! — через час говорил Толян медсестре. — Всех обыграл, камня на камне не оставил!
Дед победно задирал подбородок.
Толян, улыбаясь, катая меж пальцев папиросу, двинулся в коридор, но тут же благоговейно возвратился:
— Обход!
Профессор, величественный и насмешливый, вошел в палату, за ним струилась его прохладная свита.
— Ну зачем же вы так передо мной обнажились? — насмешливо обратился он ко мне. — Я вас вовсе не об этом просил!
В свите захихикали. Профессор проплыл. Он присел возле капитана, пощупал возле горла.
— Глотаете?
— А разве можно?
— Конечно! — удивился профессор. — А для чего же, интересно, вы здесь находитесь?
Он вопросительно обернулся на свиту — свита потупилась.
— Готовитесь? — мельком спросил он у Петра.
Петр кивнул забинтованной головой.
— Молодцом, дедуля! — мельком глянув на деда, сказал профессор. — Покажите молодым, что наш брат еще стоит кой-чего!
— А со мной что? — настиг свиту у выхода голос Толяна. — Долго еще волынку будем тянуть?!
— Ну зачем же так, Анатолий?! — профессор вернулся к нему, сел на кровать. — Ведь вы же у нас не новичок, как некоторые, — скоро уж диссертацию сможете написать! Знаете ведь: время и время!
Обласканный Анатолий остался, профессор ушел.
Вскоре появилась сестра.
— Акимов, к профессору!
Капитан ушел.
— Мальков, на гастроскопию!
Выругавшись, Толян встал.
— Что — больно, что ли? — не удержавшись, спросил я.
— А ты как думал, когда метровый дрын вгоняют в желудок? — оскалился Толян.
Вскоре вернулся капитан, покачиваясь от счастья, сияя:
— Я глотал сейчас! Представляете — глотал!
— А... как? — спросил его я.
— Через горло! — улыбнулся капитан. — Протягивает мне ложку сметаны, говорит: «Глотайте!» — «Да вы что, — говорю ему, — Игорь Владиславович!» — «Глотай, сучий сын!» — сунул ложку сметаны в рот, я глотнул и чувствую: прошло!
Капитан ходил по палате, поворачиваясь то к одному, то к другому.
Потом пошли операции.
Выйдя из столовой, я увидел среди фикусов Петра — он столбиком сидел на диване, белые его ушки торчали над глянцевыми листьями.
Дойдя до окна, я хотел повернуться — но сел к нему.
— Ты сам-то... откуда, вообще? — выговорил я.
— А с Паши! — с готовностью поворачиваясь ко мне, ответил он. — С Паши! Есть такая река.
— А-а-а... Наверное, рыбы там у вас!
— Е-есть! — Петр кивнул. — Сейгод ряпушка была — наготовили не семь ли банок?
— В уксусе, что ли?
— Не. В масле! Вроде шпрот выходит, — растопырив пальцы, Петр изобразил шпрот.
— А... ценные породы рыб?
— Нельма быват. Как пойдет, бабы с нее тушек наделают, котлет — ну, в курсе уже! — улыбнулся Петр.
В окне, на старой липе, появился человек. Коричневой бензопилой, с сиреневым дымком от нее, он спиливал отросшие сучья. Сук отваливался сперва медленно, потом все быстрей, и доносился стук его о мерзлую землю.
— Хорошо пилит! Чистó! — с ударением на «о» одобрительно произнес Петр.
— А сам-то кем работаешь?
Петр посмотрел на меня.
— Да помощником моториста бензопилы. Тот спиливат, а я вилкой ствол пихаю, чтобы упал, куда надо. Когда тихо — то ничего, а когда ветер крону ведет — то тяжко! — Петр виновато улыбнулся.
Из оперблока выскочил дежурный врач. Красные глазки его покраснели еще больше. Сквозь марлю на лице прокололась щетина.
— Этого давай... с прободой и бородой! — он указал мощной рукой.
Тележка с торчащей из-под простыни черной бородкой продребезжала по коридору.
Петра всё не забирали.
Он долго еще маялся, шатался по коридору, потом пытался приткнуться к «декамеронщикам» в курилке...
— Алехов! — прокричала операционная сестра, морщась от дыма. — Сколько тебя можно искать?
— Меня, что ли? — Петр вздрогнул.
— Кого же еще-то? — усмехнулась сестра. — Ты такую фамилию себе откопал — второй такой не бывает!
Петр дернулся за ней, потом растерянно поглядел на зажатый среди коричневых пальцев окурок, положил его почему-то на ступеньку стремянки и, беспомощно глянув на меня, потопал.
В коридоре перехватил его капитан, взял за рукав:
— По сравнению с тем, что мне делали, твоя операция — так, детский лепет! Ждем!
Мы все вернулись в палату и ждали, поглядывая на часы.