Селение называлось Дженовеццо и было довольно большим и многолюдным. По прикидкам Вожникова, сотни три человек там точно проживало, и это если не считать приезжих торговцев – коих тоже имелось во множестве, – да Керимбердеевых татар из разбитого неподалеку становища. Народу хватало! И это было Егору на руку, какое бы решение он сейчас ни принял. Впрочем, для какого бы то ни было решения остро не хватало информации, которую князь решил пособирать здесь, в селении… нет, не остаться – это выглядело бы подозрительно, – а приехать чуть позже, под видом мелкого торговца или приказчика.
Уже вечером, будучи в Дженовеццо, Вожников тайком от своих юных приятелей узнал местные цены за постой и что сюда обычно привозят торговцы. Весьма ходовым товаром оказались зеленый лук, овощи и свежая рыба, которую, однако, как сюда довезти-то по такой жаре?
Путешественники вернулись в Кафу на следующий день, к вечеру, и уже с утра, после развода, Вожников покинул башню Святого Климента и отправился на поиски своего капитана – попросить краткосрочный отпуск, так сказать, за свой счет. Неделю, от силы – полторы, дольше, наверное, было бы и не нужно.
Капитан как раз выходил из дому, и Егор поговорил с ним на улице, учтиво кивнув выглянувшей из ворот Данае. Девчонка Егора сразу признала и приветливо улыбнулась. Хотела, видно, что-то сказать, да побоялась своего господина.
– Отпуск? – синьор Аретузи покрутил ус. – Конечно, нежелательно бы, но…
– Поверьте, господин капитан, очень и очень надо – уладить имущественные дела. Видите ли, не так давно в Чембало преставилась моя двоюродная бабушка, оставив после себя домик с небольшим огородом.
– Дом? Огород? – старый кондотьер сверкнул глазами. – Да вы теперь богатый человек, мой друг!
– Да какой там богатый, – с самым разочарованным видом отмахнулся десятник. – Так себе домишко, крытая соломой хижина…
Капитан качнул головой:
– Ну-у-у, тогда, может, не стоит и связываться.
– А вдруг удастся его выгодно продать? – возразил князь. – Все ж какие-никакие, а деньги – чего от них отказываться-то, тем более – сами в руки плывут.
С этими словами молодой человек вложил в капитанскую ладонь полновесный дукат – и о взятке тут речь не шла, просто в те времена было принято делать так при любой просьбе к начальству. Вот и синьор Аретузи воспринял подарок как должное, без ложной скромности положив монету в привешенный на пояс кошель. Положил, ухмыльнулся и, садясь в седло, покивал:
– Ладно, подумаю над вашей просьбой. Встретимся вечером у казармы – решим.
До вечера князь так и не появился больше на службе, вместе с Федором скупая у местных зеленщиков весь их товар. Да еще нужно было не забыть о повозке и лошади или хотя бы ослике – не переться же в замок на своих двоих, при этом еще тащить товар на плечах.
С осликом и повозкой неожиданно помогла домовладелица, синьора Ольга Амарцбели. У нее в хозяйстве имелся и ослик, и повозка, коих сия почтеннейшая госпожа любезно согласилась сдать в аренду на несколько дней за вполне умеренную цену.
– Вам, господин Джегоро, как моему жильцу – скидка.
Вожников с Федором отправились в путь с раннего утра: осел – не лошадь, быстро не скачет. В темной – поверх светлой рубахи – жилетке, в каких обычно ходят торговцы, Федя вел под уздцы запряженного в груженную товаром тележку ослика, Егор же, справедливо опасаясь встреч со своими многочисленными знакомыми, держался чуть позади, шагах в десяти, а то и больше. Шел в своей обычной одежде – модной, с разрезами, куртке и синем берете с пером, который при нужде можно было использовать и в качестве подшлемника.
Как ни странно, никого из знакомых напарники так и не встретили, если не считать слугу Луиджи Гроссо – нескладного и неловкого парня Евклидоса. Он, завидев важно вышагивающего Егора, поспешно поклонился и пробормотал приветствие.
– И тебе не хворать, парень, – снизошел до слуги князь. – Господину своему поклон передай. И пусть учит удары, каждый день пускай отрабатывает, так ему и скажи, понял?
– О да, почтеннейший синьор, – снова поклонился Евклидос, провожая господина десятника скромным и благоговейно-почтительным взглядом, каким и надлежало слугам смотреть на благородных господ.
– Ага, ага, передам… как же! – едва «синьор Джегоро» скрылся из виду, Евклидос осмелел, превратившись из забитого бестолкового слуги в довольно-таки развязного подростка себе на уме.
Даже походка парня изменилась, став куда более раскованной, а уж манеры… Толкался, плевался, ругался – правда, и толпа на рынке, куда Евклидос свернул, собралась немаленькая, и все толкались, плевались, ругались… да еще и дрались! Не успел юноша протиснуться в узкую, меж домами, арку, как тут же получил тумака от какого-то крестьянина, безуспешно пытавшегося приткнуть хоть куда-нибудь свою огромную, груженную сеном арбу.
– Глаза-то разуй, жердь! – так было сказано парню.
– Сам ты жердь! – плюнув, Евклидос ловко увернулся от мощной крестьянской лапы, куда ловчее, чем разливал господам вино.