Вскочив на ноги, мужчина стряхнул с чекменя грязь и, оглянувшись по сторонам – вроде бы никто над ним не смеялся, – поспешно подошел к фонтану:
– Доброго вам здоровья, господин Айдар-бек, да продлит Аллах…
– Садись, Носрулло, – кивнув на лавку, телохранитель насмешливо скривился. – Чего это ты там валялся-то?
– Поскользнулся, – хмуро бросил одноглазый. – На старый инжир наступил.
Айдар-бек пристально взглянул на собеседника:
– Слушай внимательно, Носрулло. Возьмешь всех своих людей, сядете здесь, в обеих харчевнях… кого-то и сюда посади. Только смотрите мне, вино не пьянствовать и всякую дрянь не жевать!
– Да не беспокойтесь, – агент ухмыльнулся, скосив глаза на синяк под правым глазом нукера. – Сделаем все, как надо, первый раз, что ли? Кого ловим-то?
– Одну беглую рабыню. Да не смейся ты, лучше приметы запоминай.
По паре соглядатаев Носрулло разместил в харчевнях, строго-настрого наказав не пить и не жевать, одного посадил на лавочку у фонтана, сам же решил прогуливаться поодаль – для общего контроля за ситуацией. Самому лично за кем-то следить не позволяла слишком уж приметная внешность, но руководителем Носрулло был отменным: предусмотрительным, хитрым, умным, недаром его высоко ценили сменявшие друг друга везиры. И вот этот вот самый доверенный ханский нукер – повыше любого везира! – оценил тоже. Что ж – высокое доверие нужно оправдывать! Ах, если б не этот глаз.
Лично отдав кувшин «князю», Азат, конечно же, не мог успокоиться. Тем более никакого нового дела у него – как частенько случалось – сейчас не было, что пришлось весьма кстати. Юноша гнал от себя дурные мысли, вполне отдавая себе отчет, как именно поступят с беглой рабыней. Хотя, казалось бы, что ему до нее? Они и виделись-то один раз, случайно, мельком. Тем более невольница – уруска, а урусы – враги, не только враги Орды и великого хана, но и личные враги Азата, когда-то разрушившие его дом, убившие семью.
Усевшись на резную скамью, в тени платана, юноша со стоном обхватил руками голову: с одной стороны – очень хотелось помочь несчастной девчонке, с другой – она же была из стана кровных врагов! И что же делать-то? Что? Кто б подсказал?
– А никто не подскажет, не жди! Ты сам должен все для себя решить, сам сделать выбор.
Встрепенувшись, Азат вскинул глаза:
– Дервиш?! Как ты сюда попал?
– Я хожу, где хочу, юноша, – старик уселся на скамью, рядом, прислонив посох к платану. – Я – странник в бурной реке под названием Жизнь.
– Ты умеешь читать мысли, дервиш?
– Нет, я просто мудр и много чего повидал.
– Тогда, может быть, ты…
– Нет! Я уже сказал тебе: только ты сам.
Дервиш тихонько засмеялся, прикрыв глаза.
– Но… я не знаю, как быть! – Азат покусал губы. – Можно тебя кой о чем спросить, странник?
– Спрашивай, – кивнул старик. – Спрашивай, мой юный друг. Может быть, я и отвечу – но решение всегда принимать тебе.
– Можно ли прощать своих врагов? – юноша пристально взглянул на странника.
– Нужно! – не задумываясь, ответил тот. – Иначе все войны будут длиться до бесконечности.
– Но… я ненавижу урусов, они разрушили мой дом, убили моего отца!
Старик покивал:
– Я понимаю, они причинили тебе много горя. А кем был твой отец, мальчик?
– Сотником. О, он был славный воин.
– И часто ходил в набеги. Скольким урусским семьям он причинил горе? Скольких урусов убил?
– Думаю, что много… и многим…
– Тогда чего же ты хочешь в ответ? Ненависть порождает лишь ненависть. Или ты считаешь иначе?
Азат скрипнул зубами – над такими вопросами он еще не задумывался. Вот же мерзкий старик! И откуда он только взялся?
– Я же сказал тебе – я странник.
– Ты точно – колдун!
Дервиш поднялся с лавки и вдруг улыбнулся:
– На окраине, у старой майхоны, живет одна добрая женщина, молочница Рашида…
– При чем тут молочница?
– Думаю, скоро она тебе понадобится. Я рад, что заставил тебя задуматься. Вообще-то люди не любят думать, ты не один такой. Любят, чтоб все решали за них – тогда не они отвечают.
– Я решу.
Подросток опустил голову, а когда поднял, странника уже не было. Ушел.
Азат вскочил со скамьи:
– Эй, эй, дервиш, где ты? Я еще не все спросил.
Ответом был лишь легкий порыв ветра да порхание бабочки с крыльями пестрыми, как сама жизнь.
Она подкрепилась чечевичной похлебкой с луком, очень вкусной похлебкой – угостили в корчме рыбаки. Благополучно добравшись до гавани, Мара провела остаток ночи под старой лодкой, перевернутой, как видно, чтобы законопатить и просмолить, да так и – по каким-то причинам – брошенной и ныне рассохшейся и никому уже не нужной… как глупая кукольная жизнь.
С утра пригревало солнышко, беглянка даже осмелилась выкупаться, укрывшись за кустами, и выстирала свое рубище, быстро высохшее на солнце. А не такая уж она и страшная, эта старая коротенькая туника – в ханском дворце совсем-то уж в отрепьях не ходили… разве что только такие изгои, как Мара, да и то…