Читаем Новая модель реальности полностью

Первоначальной формой такой зашифрованной нарративной онтологии был, вероятно, тотемизм. Любой элемент-послание реальности был отсылкой к определенному тотему. Ему приносились жертвы, чтобы он мог поддерживать жизнь сообщества. Жертву тотему можно рассматривать как первобытную проективную идентификацию. Если жертва принималась (тотем «умел мечтать») – значит, проективная идентификация была успешной. Если жертва отторгалась – значит, тотем, подобно бионовской матери, не умел мечтать. Как известно, по представлению первобытного сознания, человек не мог умереть естественной смертью, его убивала какая-то сила, высшим проявлением которой был тотем. Если человек умирал – значит, он в чем-то был не прав перед этой высшей силой. Если он оставался жив – значит, в своих действиях он поступал правильно. Надо сказать, что посланий, в современном смысле этого слова и самого понятия реальности, тогда еще не было. «Я» и объект не были разделены. Господствовало, по выражению А. Ф. Лосева, «всеобщее оборотничество». Каждый был отрезанным куском тотема. Каждый человек был в одно и то же время другим человеком и всеми людьми вместе. И все эти люди = один человек были тождественны тотему, которому, в сущности, в каждом действии приносились жертвы. Человек, таким образом, приносил в жертву самому себе самого себя. Понятия истинного и ложного не могло возникнуть. Господствовал многоликий Смысл. Еда – охота – сексуальные отношения – быт – сама жизни и смерть были частями этого общего таинственного смысла. Одного на всех. И все были жрецами, служителями этого смысла. Когда же появилась реальность? Она появлялась постепенно подобно тому, как постепенно субъект отделялся от объекта. Когда речь стала отделенной от действия. Когда стало возможным задать вопрос «А что ты этим хотел сказать?» В этот момент появился призрак истинного и ложного. И смысл стал неузнаваем. Его надо было уже расшифровывать. Тогда люди разделились на служителей Смысла и на служителей истины и лжи. Постепенно последних становилось все больше и больше, пока служители Смысла не остались в подавляющем жалком меньшинстве. Люди оказались опутанными ложью истины и истиной лжи. Именно в это время актуализировалось бинарное мышление. И вместе с ним, по-видимому, актуализировались модальности как суррогаты смысла. Хорошо и плохо (удовольствие), должно и запрещено (авторитет и власть), известно и неведомо (загадка и тайна). Модальности были в определенном смысле химерами, позволявшими людям, как им казалось, ориентироваться в непонятной и непонятой реальности. Расщепление, о котором говорилось выше, стало господствовать в мышлении. Люди опознавали другу друга как хороших и плохих (аксиологически), как тех, кто должен, и тех, кому должны (деонтически), как всезнающих провидцев, которым известна тайна жизни, и ничего не ведающих простецов. В психиатрическом смысле можно сказать, что на тотемической стадии люди жили на уровне шизофренического психоза. Когда появился призрак бинарного расщепления, это стало соответствовать пограничному расстройству. Следующий этап эволюции реальности должен был соответствовать невротическому расстройству, то есть практически здоровому человеку – истерику, ананкасту, циклоиду, эпилептоиду и т. д. Исторически мы только и знаем таких людей. Предшествующие стадии можно только реконструировать. Для такой реальности характерно полное забвение смысла и проживание жизни в мелких индивидуальных псевдоистинах. Наиболее адекватное понятие, которым можно охватить эту стадию реальности, – это пошлость. Чистите зубы по утрам, делайте зарядку, мойте руки перед едой, жуйте как следует – таковы «категорические императивы» пошлости. Куда делся смысл? Его хранителями и выразителями стали гении, но они в своем творчестве обслуживали и воспевали пошлость, поэтому их любили и почитали, особенно после их смерти. Зона чистого смысла осталась уделом сугубо эзотерических школ, тайных сообществ, живших против жизни. Учение Гурджиева – один из отголосков подобного рода эзотерической доктрины. Этих людей очень мало, они неизвестны, их цель в уменьшении энтропии (это и есть жизнь против жизни). Однако к концу ХХ века эзотерические учения выродились и стали жертвой общей пошлости. Таким образом, в человеке не осталось ничего человеческого. По сути, мы живем уже за пределами реальности, в гиперреальности симулякров, т. е. копий, не имеющих оригиналов, которую описал Бодрийяр. Реальность куда-то исчезла. Появится ли она вновь когда-нибудь и какой она будет – предсказать невозможно.

Перейти на страницу:

Все книги серии Исследования культуры

Культурные ценности
Культурные ценности

Культурные ценности представляют собой особый объект правового регулирования в силу своей двойственной природы: с одной стороны – это уникальные и незаменимые произведения искусства, с другой – это привлекательный объект инвестирования. Двойственная природа культурных ценностей порождает ряд теоретических и практических вопросов, рассмотренных и проанализированных в настоящей монографии: вопрос правового регулирования и нормативного закрепления культурных ценностей в системе права; проблема соотношения публичных и частных интересов участников международного оборота культурных ценностей; проблемы формирования и заключения типовых контрактов в отношении культурных ценностей; вопрос выбора оптимального способа разрешения споров в сфере международного оборота культурных ценностей.Рекомендуется практикующим юристам, студентам юридических факультетов, бизнесменам, а также частным инвесторам, интересующимся особенностями инвестирования на арт-рынке.

Василиса Олеговна Нешатаева

Юриспруденция
Коллективная чувственность
Коллективная чувственность

Эта книга посвящена антропологическому анализу феномена русского левого авангарда, представленного прежде всего произведениями конструктивистов, производственников и фактографов, сосредоточившихся в 1920-х годах вокруг журналов «ЛЕФ» и «Новый ЛЕФ» и таких институтов, как ИНХУК, ВХУТЕМАС и ГАХН. Левый авангард понимается нами как саморефлектирующая социально-антропологическая практика, нимало не теряющая в своих художественных достоинствах из-за сознательного обращения своих протагонистов к решению политических и бытовых проблем народа, получившего в начале прошлого века возможность социального освобождения. Мы обращаемся с соответствующими интердисциплинарными инструментами анализа к таким разным фигурам, как Андрей Белый и Андрей Платонов, Николай Евреинов и Дзига Вертов, Густав Шпет, Борис Арватов и др. Объединяет столь различных авторов открытие в их произведениях особого слоя чувственности и альтернативной буржуазно-индивидуалистической структуры бессознательного, которые описываются нами провокативным понятием «коллективная чувственность». Коллективность означает здесь не внешнюю социальную организацию, а имманентный строй образов соответствующих художественных произведений-вещей, позволяющий им одновременно выступать полезными и целесообразными, удобными и эстетически безупречными.Книга адресована широкому кругу гуманитариев – специалистам по философии литературы и искусства, компаративистам, художникам.

Игорь Михайлович Чубаров

Культурология
Постыдное удовольствие
Постыдное удовольствие

До недавнего времени считалось, что интеллектуалы не любят, не могут или не должны любить массовую культуру. Те же, кто ее почему-то любят, считают это постыдным удовольствием. Однако последние 20 лет интеллектуалы на Западе стали осмыслять популярную культуру, обнаруживая в ней философскую глубину или же скрытую или явную пропаганду. Отмечая, что удовольствие от потребления массовой культуры и главным образом ее основной формы – кинематографа – не является постыдным, автор, совмещая киноведение с философским и социально-политическим анализом, показывает, как политическая философия может сегодня работать с массовой культурой. Где это возможно, опираясь на методологию философов – марксистов Славоя Жижека и Фредрика Джеймисона, автор политико-философски прочитывает современный американский кинематограф и некоторые мультсериалы. На конкретных примерах автор выясняет, как работают идеологии в большом голливудском кино: радикализм, консерватизм, патриотизм, либерализм и феминизм. Также в книге на примерах американского кинематографа прослеживается переход от эпохи модерна к постмодерну и отмечается, каким образом в эру постмодерна некоторые низкие жанры и феномены, не будучи массовыми в 1970-х, вдруг стали мейнстримными.Книга будет интересна молодым философам, политологам, культурологам, киноведам и всем тем, кому важно не только смотреть массовое кино, но и размышлять о нем. Текст окажется полезным главным образом для тех, кто со стыдом или без него наслаждается массовой культурой. Прочтение этой книги поможет найти интеллектуальные оправдания вашим постыдным удовольствиям.

Александр Владимирович Павлов , Александр В. Павлов

Кино / Культурология / Образование и наука
Спор о Платоне
Спор о Платоне

Интеллектуальное сообщество, сложившееся вокруг немецкого поэта Штефана Георге (1868–1933), сыграло весьма важную роль в истории идей рубежа веков и первой трети XX столетия. Воздействие «Круга Георге» простирается далеко за пределы собственно поэтики или литературы и затрагивает историю, педагогику, философию, экономику. Своебразное георгеанское толкование политики влилось в жизнестроительный проект целого поколения накануне нацистской катастрофы. Одной из ключевых моделей Круга была платоновская Академия, а сам Георге трактовался как «Платон сегодня». Платону георгеанцы посвятили целый ряд книг, статей, переводов, призванных конкурировать с университетским платоноведением. Как оно реагировало на эту странную столь неакадемическую академию? Монография М. Маяцкого, опирающаяся на опубликованные и архивные материалы, посвящена этому аспекту деятельности Круга Георге и анализу его влияния на науку о Платоне.Автор книги – М.А. Маяцкий, PhD, профессор отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ.

Михаил Александрович Маяцкий

Философия

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1. Объективная диалектика.
1. Объективная диалектика.

МатериалистическаяДИАЛЕКТИКАв пяти томахПод общей редакцией Ф. В. Константинова, В. Г. МараховаЧлены редколлегии:Ф. Ф. Вяккерев, В. Г. Иванов, М. Я. Корнеев, В. П. Петленко, Н. В. Пилипенко, Д. И. Попов, В. П. Рожин, А. А. Федосеев, Б. А. Чагин, В. В. ШелягОбъективная диалектикатом 1Ответственный редактор тома Ф. Ф. ВяккеревРедакторы введения и первой части В. П. Бранский, В. В. ИльинРедакторы второй части Ф. Ф. Вяккерев, Б. В. АхлибининскийМОСКВА «МЫСЛЬ» 1981РЕДАКЦИИ ФИЛОСОФСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫКнига написана авторским коллективом:предисловие — Ф. В. Константиновым, В. Г. Мараховым; введение: § 1, 3, 5 — В. П. Бранским; § 2 — В. П. Бранским, В. В. Ильиным, А. С. Карминым; § 4 — В. П. Бранским, В. В. Ильиным, А. С. Карминым; § 6 — В. П. Бранским, Г. М. Елфимовым; глава I: § 1 — В. В. Ильиным; § 2 — А. С. Карминым, В. И. Свидерским; глава II — В. П. Бранским; г л а в а III: § 1 — В. В. Ильиным; § 2 — С. Ш. Авалиани, Б. Т. Алексеевым, А. М. Мостепаненко, В. И. Свидерским; глава IV: § 1 — В. В. Ильиным, И. 3. Налетовым; § 2 — В. В. Ильиным; § 3 — В. П. Бранским, В. В. Ильиным; § 4 — В. П. Бранским, В. В. Ильиным, Л. П. Шарыпиным; глава V: § 1 — Б. В. Ахлибининским, Ф. Ф. Вяккеревым; § 2 — А. С. Мамзиным, В. П. Рожиным; § 3 — Э. И. Колчинским; глава VI: § 1, 2, 4 — Б. В. Ахлибининским; § 3 — А. А. Корольковым; глава VII: § 1 — Ф. Ф. Вяккеревым; § 2 — Ф. Ф. Вяккеревым; В. Г. Мараховым; § 3 — Ф. Ф. Вяккеревым, Л. Н. Ляховой, В. А. Кайдаловым; глава VIII: § 1 — Ю. А. Хариным; § 2, 3, 4 — Р. В. Жердевым, А. М. Миклиным.

Александр Аркадьевич Корольков , Арнольд Михайлович Миклин , Виктор Васильевич Ильин , Фёдор Фёдорович Вяккерев , Юрий Андреевич Харин

Философия