Новая хозяйка собаки Баскервилей

– Господи, я опоздала! Извините, но тетка просила ее в магазин отвезти. Извините еще раз! Я многое пропустила? – И она выразительно посмотрела на Васюкова. Тот встретился с ней глазами и все моментально понял. Понял то, что еще не знал. Понял, что Майя приезжала к нему по собственной инициативе и будучи уже акционером. «Баба – огонь!» – мелькнуло у Васюкова в голове, и он, собравшись с духом, произнес:

– Давайте проголосуем! Кто за снос рынка и строительство торгового центра?

– Ой, конечно! Пап… Валентин, наконец-то ты принял решение. – Майя, играя в непосредственность, чуть приобняла мужа. – Я – за.

– Я тоже, – Васюков поднял руку и посмотрел куда-то в пол.

– За, – Ада подняла холеную ручку и прикинула, во сколько обойдется строительство.

– Я – против. – Евграфов встал и вышел из кабинета.

В семье Евграфовых стало неуютно. Так бывает, когда в дом приезжает дальний родственник и вместо обещанных трех дней задерживается на две недели. В первое время Майя ходила за Евграфовым по пятам и слезливо объяснялась:

– Пап, ты понимаешь, я-то думала, что это ты решил! Мне же в голову не могло прийти… Ты меня извини… Я, честное слово, не хотела…

Евграфов отмалчивался долго. Он почти не разговаривал с женой, уезжал рано, возвращался поздно. Перестал брать обеды, заботливо заворачиваемые Майей. Ночью в спальню он тоже входил тогда, когда жена уже спала. Или делала вид, что спала. Майя занервничала – муж никогда так себя не вел.

В конце концов она устроила праздничный ужин с вином в хрустале. Евграфов поужинал молча, выпил вина и…

– Майя, в кого ты у меня такая дура? – Он ласково посмотрел на жену, и та поняла, что прощена.

Жизнь потихоньку вливалась в прежнее русло, а Майя, впитавшая из своего тяжелого деревенского детства примитивную хитрость, успокоилась, перестала бояться, что ее поколотят поленом и выкинут из этой удобной квартиры, с лукаво-простоватой готовностью забыла, как обманула мужа. Она добилась своего и уже не ходила за мужем с ласковым взглядом, не готовила заботливо обеды, и ужин теперь был на скорую руку. Евграфов это все видел и понимал – и прощал это вероломство ради собственной выгоды. Он прощал это вранье, шитое белыми нитками, потому что любил ее, привык к ней и потому, что был человеком понятливым.

Тем временем Васюков получил все бумаги, разработал проект торгового комплекса, утвердил смету строительства. Евграфов принципиально не касался этих вопросов.

– Валентин, тебе действительно не интересно? – Васюков приставал с вопросами и совал под нос ворох бумаг.

– Действительно. Вы постройте, а я, уж так и быть, буду директорствовать.

– Ты хоть советом помоги!

– Сами умные! – отвечал Евграфов.

Помимо принципиального нежелания вникать в детали авантюрного проекта Евграфов сейчас был занят тем, что готовил рынок к закрытию. Это только со стороны казалось, что все просто – повесь объявление и дождись, пока арендаторы соберут пожитки. На деле рынок – организм живой и здоровый – бурлил, сопротивлялся, старался любыми способами оттянуть время, когда широкие зеркальные двери закроются навсегда. Люди собирались в клокочущие эмоциями группы и ходили в кабинет директора. Там все давали себе волю – кричали, грозили, плакали. Евграфов на все это взирал спокойно, а дождавшись, когда все наконец выдохнут, начинал говорить успокоительные слова и обещать, что в новом торговом центре на первом этаже обязательно будет фермерский магазин. В ответ на это раздавался человеческий рык. Евграфов и это принимал стоически – ему не надо было объяснять, какая разница между рынком и фермерским магазином.

Однажды вечером, вернувшись с почти опустевшего рынка, Евграфов задал Майе вопрос:

– Корову куда поставим?

– Какую корову? – не поняла жена.

Валентин Петрович молча встал и вышел. В этот вечер он улегся в гостиной, а Майя по телефону шепотом делилась с тамбовской родней:

– Представляешь, он из-за этого куска железа! Из-за этой уродливой коровы?! Другие памятники ставят настоящие, а это что… Позор какой-то, во всей Москве дурака не сыскалось такого, как мой…

Памятник корове демонтировали и временно поместили на хранение во дворе склада за Кольцевой дорогой.

Разбирать здание рынка начали в начале ноября, любимое время Евграфова, – тогда рынок начинал пахнуть не только приправами, но и холодным терпким духом первых хризантем.

– Что это? – Евграфов оторвался от чашки с кофе, когда с улицы донеслись звуки работающей техники и грохот падающих железобетонных опор.

– Это работы начались, техники подогнали много, надо за год управиться. – Майя выглянула в окно. Дом, где жили Евграфовы, находился в одном квартале от рынка.

В больницу Валентина Петровича увезли ночью.

– Подозрение на инфаркт. – Врач «Скорой помощи» уже звонил в стационар, чтобы там были готовы принять сложного больного.

Так уж получилось, что почти все время, пока разрушали рынок, расчищали площадку и возводили здание, Евграфов провел в больнице и в санатории. Лечение, выздоровление и реабилитация заняли почти год.