Мы никогда не узнаем всей правды о вторжении в Панаму, никогда не узнаем истинных масштабов той бойни. Министр обороны Ричард Чейни сообщил о 500–600 погибших; независимые группы наблюдателей, контролирующих соблюдение прав человека, называют цифру от 3 тысяч до 5 тысяч погибших, при этом еще 25 тысяч остались без крыши над головой. Норьегу арестовали, вывезли в Майами и приговорили к 40 годам заключения; на тот момент он был единственным в США человеком, официально числящимся военнопленным.
Мир был разъярен этим нарушением международного права, бессмысленным уничтожением беззащитных людей самыми могущественными вооруженными силами на планете. Но в самих Соединенных Штатах почти никто не знал ни об этой ярости, ни о преступлениях, совершенных Вашингтоном. Пресса очень мало писала об этих событиях. Этому способствовало многое, в том числе политика правительства в данном вопросе, указания Белого дома издателям и телевизионному начальству, конгрессмены, которые не осмелились возражать, чтобы «фактор слабохарактерного человека» не стал проблемой и для них. И журналисты, которые считали, что публике нужны скорее герои, чем правда.
Исключением стал Питер Эйснер, редактор Newsday, репортер Associated Press, который писал о панамских событиях и потом в течение многих лет продолжал заниматься их анализом. В книге «Мемуары Мануэля Норьеги — американского пленного», опубликованной в 1997 году, Эйснер пишет:
«Смерть, разрушение и несправедливость, сопряженные с борьбой против Норьеги; ложь, вокруг этих событий стали угрозой основным американским принципам демократии… Солдатам было приказано убивать в Панаме — и они убивали, поскольку им сказали, что они спасают страну от лап жестокого диктатора; когда они начали действовать, люди в их стране (США) зашагали с ними нога в ногу».
После длительного изучения материала, включая беседы с Норьегой в его тюремной камере в Майами, Эйснер приходит к выводу:
«Что касается главного, я не думаю, что предъявленные доказательства подтверждают обвинения против него. Я не думаю, что его действия как руководителя вооруженных сил другой страны или главы суверенного государства оправдывают вторжение в Панаму, или что он представлял угрозу национальной безопасности США».
Эйснер заключает:
«Мой анализ политической ситуации и мои статьи из Панамы до, во время и после вторжения позволяют заключить, что американское вторжение в Панаму было ужасным злоупотреблением властью. Это вторжение служило интересам самонадеянных американских политиков и их союзников в Панаме путем ужасающего кровопролития».
В Панаме было восстановлено правление семей Ариас и олигархов, правивших до Торрихоса, которые были американскими марионетками еще тогда, когда страну оторвали от Колумбии, и оставались ими до тех пор, пока власть не взял Торрихос. Много споров вызвало новое соглашение по Каналу. По сути, Вашингтон вновь стал контролировать водный путь, вопреки тому, о чем говорили официальные документы.
Размышляя о случившемся и о тех испытаниях, которые выпали на мою долю в MAIN, я поймал себя на том, что задаю себе снова и снова одни и те же вопросы. Сколько решений, включая решения величайшего исторического значения, затрагивающие интересы миллионов людей, принимаются на самом деле кем-то в своих корыстных интересах, а вовсе не из желания принести какую-то пользу. Сколько чиновников правительственного уровня руководствуются в своих решениях собственной жадностью, а не интересами государства. Сколько войн начинается только потому, что президент боится показаться своим избирателям слабохарактерным человеком.
Разочарование и бессилие, охватившие меня из-за вторжения в Панаму, побудили меня возобновить работу над книгой; несмотря на мои обещания президенту SWEC, правда, на этот раз я решил сосредоточиться на Торрихосе. Рассказывая о нем, я хотел поведать о несправедливости, воцаряющейся в нашем мире, — и избавиться от чувства собственной вины. И я был намерен молчать о том, что делаю, а не обращаться за советом к друзьям и бывшим коллегам.
Работая над книгой, я был ошеломлен масштабом деятельности ЭУ в разных точках планеты. Я пытался сконцентрироваться на нескольких особо ярких примерах, но список мест, в которых мне довелось работать и положение в которых после этого ухудшилось, поражал воображение.