Новая исповедь экономического убийцы

Паула взяла газету, которую я принес для нее, и зачитала письмо вслух:

«Мы, те, кто работает каждый день только ради того, чтобы просто выжить, клянемся кровью своих предков, что никогда не позволим построить плотину на наших реках. Мы — простые индейцы и метисы, но мы скорее умрем, чем будем со стороны наблюдать, как затапливают наши земли. Мы предупреждаем своих братьев-колум-бийцев: прекратите работать на строительные компании».

Она положила газету.

— И что же ты сказал ему?

Я колебался, но недолго.

— У меня не было выбора. Мне же надо придерживаться линии компании. Я спросил его, мог ли крестьянин написать такое письмо.

Она внимательно смотрела на меня.

— Он просто пожал плечами.

Наши глаза встретились.

— Да, Паула, я сам себе противен за то, что вынужден играть эту роль.

— А потом что ты сделал? — продолжала она.

— Я грохнул кулаком по столу. Я старался запугать его.

Я спросил его, могут ли быть у крестьян «АК-47». Потом поинтересовался, известно ли ему, кто изобрел автомат «АК-47».

— Он знал?

— Да. Но я еле расслышал его ответ.

— Русский, — сказал он.

— Конечно, я заверил его, что он прав, что изобретатель «АК» — русский коммунист Калашников, офицер Красной Армии, награжденный многими орденами и медалями. Пришлось объяснить ему, что письмо написали коммунисты.

— А ты сам в это веришь? — спросила она.

Ее вопрос остановил меня. Как же на него ответить, если честно? Я вспомнил Иран: Ямин назвал меня человеком, застрявшим между двумя мирами, человеком, стоящим в середине. Мне хотелось либо находиться в лагере, подвергшемся нападению, либо самому быть партизаном. Меня охватило странное чувство: зависть к Ямину, Доку и колумбийским повстанцам. У этих людей были свои убеждения. У них был настоящий мир, а не ничья территория где-то посредине.

— Я делаю свою работу, — сказал я наконец.

Она мягко улыбнулась.

— Я ненавижу ее, — продолжал я.

Я думал о людях, чьи образы часто посещали меня в последние годы: Том Пейн и другие герои Войны за независимость, пираты и колонисты Дикого Запада. Они не стояли в середине. Нашли, сделали свой выбор и несли ответственность за свои поступки.

— С каждым днем я ненавижу свою работу все больше.

Она взяла мою руку в свою.

— Свою работу?

Наши глаза встретились. Я понял вопрос.

— Самого себя.

Она сжала мою руку и медленно кивнула. Я сразу же почувствовал облегчение.

— Что ты будешь делать, Джон?

Мне нечего было ответить. Облегчение перешло в желание оправдаться. Я выдвинул старое объяснение: я пытался делать добро, я хотел найти пути изменения системы изнутри, если я уйду, мое место займет кто-то другой (старая песня), еще хуже меня. Но, судя по ее взгляду, она не верила этим оправданиям. Более того, я и сам в них не верил. Она заставила меня понять правду: виновата была не моя работа, а я сам.

— А как насчет тебя? — спросил я наконец. — Что ты думаешь?

Она тихонько вздохнула, выпустила мою руку и спросила:

— Что, пытаешься перевести разговор?

Я кивнул.

— Хорошо, — согласилась она, — но с одним условием. Мы вернемся к этому разговору.

Взяв ложку, она стала внимательно ее разглядывать.

— Я знаю, что некоторые партизаны прошли обучение в СССР и Китае.

Она опустила ложку в кофе с молоком, помешала, затем медленно облизала ее.

— А что им еще остается делать? Им приходится учиться тому, как обращаться с современным оружием и как воевать против солдат, прошедших обучение на ваших базах. Иногда они торгуют кокаином, чтобы пополнить запасы. А как еще они могут покупать оружие? Они в неравном положении. Ваш Всемирный банк не помогает им защищать себя. Фактически он сам заталкивает их в эту ситуацию.

Она отпила кофе.

— Думаю, что справедливость на их стороне. Электричество пойдет во благо единицам, самым состоятельным колумбийцам; плотина погубит тысячи людей, отравив рыбу и воду.

Оттого что она говорила с таким сочувствием о людях, которые противостоят нам — мне, у меня по телу побежали мурашки. Я почувствовал, как у меня сжались кулаки.

— Откуда ты знаешь столько о партизанах?

Уже задавая этот вопрос, я почувствовал внезапную слабость и нежелание услышать ответ.

— С некоторыми из них я училась в школе, — ответила она. Поколебавшись, она отодвинула чашку. — Мой брат участвует в этом движении.

Вот оно что. Я был уничтожен. Я-то считал, что знаю о ней все, но это… Я чувствовал себя мужем, заставшим свою жену в постели с другим мужчиной.

— А почему ты никогда не рассказывала мне об этом?

— Думала, что это не имеет значения. Зачем? Этим не хвастаются. — Она помолчала. — Я не видела его уже два года. Ему приходится быть очень осторожным.

— Откуда ты знаешь, что он еще жив?

— Я не знаю. Но некоторое время назад его объявили в розыск. Это хороший знак.

Я старался не показывать вида, будто бы я осуждаю или защищаюсь. Я очень надеялся, что она не почувствует моей ревности.

— А как получилось, что он примкнул к ним? — спросил я.

К счастью, она не отводила глаз от чашки.