После нескольких классических сцен из древней «Рамаяны» даланг достал куклу, изображавшую Ричарда Никсона, с характерным длинным носом и обвисшими щеками. Президент США был одет, как дядя Сэм, — в звездно-полосатый цилиндр и фрак. С ним был еще один персонаж, одетый в полосатую тройку. В одной руке он держал ведро, украшенное долларовыми значками, в другой — американский флаг, которым он обмахивал Никсона, как слуга обмахивает веером своего хозяина. За ними появилась карта Ближнего и Дальнего Востока. Каждая страна на карте была нанизана на свой крючок. Никсон подошел к карте, снял с крючка Вьетнам, а затем запихнул его в рот и закричал что-то. Мне перевели это так: «Горько! Никуда не годится! Нам такого больше не надо!». Он выбросил Вьетнам в ведро и стал проделывать то же самое с другими странами.
Однако я удивился, увидев, что следующими шли не страны Юго-Восточной Азии, а страны Ближнего Востока: Палестина, Кувейт, Саудовская Аравия, Ирак, Сирия и Иран. После этого он подошел к Пакистану и Афганистану. Каждый раз, перед тем как бросить страну в ведро, Никсон выкрикивал какой-нибудь эпитет, содержащий оскорбительные для ислама слова: «мусульманские собаки», «чудовища Мохаммеда», «исламские дьяволы».
Толпа возбудилась, по мере наполнения корзины напряжение росло. Казалось, ее разрывали одновременно смех, шок и ярость. Я чувствовал, что временами слова кукольника их задевали. Я тоже чувствовал себя не в своей тарелке: я выделялся из толпы, был выше остальных и поэтому боялся, что они могут обрушить свой гнев на меня. Потом Никсон сказал такое, что его слова, переведенные Рейси, заставили волосы на моей голове зашевелиться: «А это отдайте Всемирному банку. Посмотрим, сколько он сможет заработать для нас на Индонезии».
Сняв Индонезию с карты, он уже собрался бросить ее в ведро, но в этот момент на сцене появилась другая кукла — индонезиец в рубашке из батика и брюках цвета хаки, на груди которого была табличка с именем.
— Популярный бандунгский политик, — объяснил Рейси.
Кукла встала между Никсоном и человеком с ведром и подняла руку вверх.
— Остановитесь! — закричала она. — Индонезия суверенна!
Толпа разразилась бурными аплодисментами. Человек с ведром внезапно поднял флаг и вонзил его, словно копье, в индонезийца. Тот, покачнувшись, упал. Зрители засвистели, заулюлюкали, закричали, потрясая кулаками. Никсон и человек с ведром некоторое время смотрели на зрителей. Затем, поклонившись, покинули сцену.
— Думаю, мне лучше уйти, — сказал я Рейси.
Рейси положил руку мне на плечо.
— Все нормально, — сказал он. — Это не против вас лично.
Но у меня не было в этом уверенности. Потом мы все собрались в кафе. Рейси и его друзья уверяли меня, что ничего не знали о том, что в спектакле будет сценка о Никсоне и Всемирном банке.
— Никогда не знаешь, чего ожидать от этого кукольника, — сказал кто-то из них.
Я поинтересовался, не было ли это сделано в честь моего присутствия? Кто-то рассмеялся и заметил, что у меня слишком раздутое эго.
— Типично для американцев, — добавил он, дружески похлопав меня по спине.
— Индонезийцы очень чувствительны в отношении политики, — сказал мужчина, сидевший рядом со мной. — А американцы разве не смотрят подобные шоу?
За столом напротив меня сидела красивая женщина, студентка местного университета, изучающая английский язык и литературу.
— Но вы ведь сотрудник Всемирного банка, не так ли? — спросила она.
Я ответил ей, что в настоящее время работаю на Азиатский банк развития и Агентство США по международному развитию.
— А это разве не одно и то же? — спросила она и, не дожидаясь ответа, добавила:
— Разве сегодняшняя пьеска не соответствует действительности? Разве ваше правительство не воспринимает Индонезию и другие страны всего лишь как гроздь… — Она помедлила, подыскивая нужное слово.
— Винограда, — подсказал кто-то из ее друзей.
— Точно. Гроздь винограда. Можно сорвать гроздь и выбрать: оставим Англию, съедим Китай, выбросим Индонезию.
— После того как заберем всю их нефть, — добавила другая женщина.
Сначала я решил защищаться, но оказался не готов к этому. Мне хотелось гордиться тем, что я приехал в эту часть города, посмотрел до конца это антиамериканское представление, которое мог бы расценить как личное оскорбление. Я хотел, чтобы они оценили мою смелость и знали, что я единственный из всей нашей команды, взявший на себя труд изучать индонезийский язык и питавший хоть какой-то интерес к их культуре. Мне хотелось подчеркнуть, что я был единственным иностранцем на этом спектакле. Но потом подумал, что благоразумнее не упоминать ничего такого. Я решил сменить тему разговора и спросил, почему, на их взгляд, даланг говорил только о странах мусульманского мира, если не считать Вьетнам.
Красивая студентка рассмеялась.
— Потому что в этом заключается план.
— Вьетнам всего лишь первый шаг, — вмешался кто-то. — Как Голландия для нацистов. Пробный камень.
— Конечная цель, — продолжала женщина, — мусульманский мир.
Я не мог оставить это без ответа.