Новая Инквизиция I

На эти едкие замечания и обидные смешки, я даже не повернул головы. О всеобщей нелюбви в стенах ФСБН конкретно к инквизиции, я знал с самого первого дня, как только перевелся сюда. Несмотря на то, что Главное управление БИ было всего лишь подведомственным учреждением в огромной структуре Федеральной службы по борьбе с неживой угрозой, оклады некоторым категориям наших сотрудников назначались самые высокие. Иногда в три, а то и в четыре раза выше, чем у остальных штабников в сопоставимых званиях и аналогичных должностях. Собственно, одного этого уже было достаточно, чтобы нас недолюбливали.

Прибавить еще и тот факт, что помимо инквизиторов в нашем ведомстве служило великое множество иных специалистов от операторов и дежурных на пультах до «чистильщиков», прибирающих оставшиеся после инфестатов кровавые художества, то на выходе получим истовую убежденность в том, что сотрудники боевой инквизиции своего повышенного жалования не заслуживают. Мол, умертвиям мозги не вышибаете, за что вам платить? А то что у нас два раза в месяц у всей управы авралы, масштабные операции с задействованием ста процентов личного состава, когда служащие своих родных по два-три дня не видят, так это по барабану. Такого, почему-то, завистники предпочитают не замечать.

Быть может, появись я тут в полном облачении и с «Косой» наперевес, на меня эти офисные крысы посмотрели бы иначе. Но мне, откровенно говоря, было слишком насрать на них, чтоб об этом беспокоиться.

Пусть хоть захлебнутся своей мелочной завистью и злобой, пусть зовут «губаном», «губошлепом», «губкой» и прочими производными, созвучными с аббревиатурой Главного управления боевой инквизиции. Мне от того ни горячо, ни холодно. На размер моего денежного довольствия это нисколько не повлияет, хе-хе…

На входе в здание мне пришлось пройти обязательный комплекс процедур по замеру температуры, плевку в баночку и сканированию глазного яблока, призванных выявить ходячие трупы. Дело в том, что у поднятых мертвецов метаболизм изменяется кардинальным образом, но не прекращается полностью. Их тела, обретшие псевдожизнь, стремительно остывают до двадцати четырех градусов, радужная оболочка глаз пересыхает в первый же час и заметно темнеет, а слюна и вовсе перестает выделяться. И такие простые меры позволяли с высокой долей вероятности выявить подосланную куклу или умертвие, если они только не были обращены пару минут назад. Но на этот случай на каждой проходной наряд дежурил вместе со служебной собакой, потому что братья наши меньшие эманации некроэфира чувствовали за десяток метров без всяких приборов.

Разобравшись с формальностями, я двинулся дальше, прямиком в цитадель истинного зла, перед входом в которую красовалась малиновая предупреждающая табличка: «Командир отдельного отряда специального назначения войск ФСБН ГУБИ полковник Гиштап Анатолий Петрович». Там, прямо у самого кабинета, мне повстречался какой-то зеленый юнец отчетливо неславянской наружности, который при моем появлении вытянулся по стойке «смирно». Кивнув пареньку в знак приветствия, я повернул ручку и без стука вошел внутрь.

— Здравия желаю, товарищ полковник, — скороговоркой выпалил я, — капитан Жарский для выслушивания хороших новостей прибыл.

Офицер оторвался от стопки бумаг, которую усердно изучал, и поднял на меня до одури усталые глаза, подчеркнутые глубокими почти черными синяками. Он вперил мне в переносицу такой тяжелый взгляд, что я захотел провалиться сквозь пол, лишь бы только не видеть его суровой недовольной физиономии. И в этом своем желании я был отнюдь не одинок.

Люди, особо впечатленные грозным видом нашего комбата, распускали слухи, что Гиштап есть никто иной, как один из самых первых инфестатов, попавших на службу в ГУБИ. Однако я не был склонен верить в эти сказки. Уж больно морда у Анатолия Петровича старая. Тот же Изюм, разменявший не так давно шестой десяток, выглядел максимум на сорок, ведь темный дар заметно продлевал молодость своего носителя. Многие популистские некробиологи, вроде того, которого мы слушали по радио, утверждали, что повелители некроэфира и вовсе могли стать бессмертными. Но как по мне, то лажа это все полная.

— Вижу, что прибыл, — проворчал наконец полковник, и сделал приглашающий жест в сторону кресла. — Почему так долго?

— Пробки, — односложно отмазался я, присаживаясь на предложенное место.

— Не свисти, — не повелся комбат, — сегодня суббота.

— Значит, где-то на моем пути авария попалась, — невозмутимо пожал я плечами, продолжая гнуть свою линию.

Знаменитый армейский принцип — даже если тебя на чем-то подловили, то стой на своем до победного. И пусть это будет выглядеть крайне нелепо и натянуто, но отступаться никак нельзя. Не знаю, отчего так повелось, но всегда работает…

— Ага… авария, — недоверчиво сморщился Гиштап, — рассказывай больше. Слышишь, Жарский, ты меня за дебила-то не держи! Там, где ты мандеть учился, я там преподавал, тебе ясно?!

— Предельно, товарищ полковник! Так что за новости? — умело переключил я собеседника на более насущную тему.