— Тоже немало! Но как ты сказал — холодного копчения? Рыбу разве коптят? Я думал, коптят только сыр, а рыбу — только солят или вялят…
— Можно коптить и рыбу, и мясо, и получается очень вкусно.
— Да я понимаю, что можно, но разве это не вредно? Наши и греческие врачи говорят, что копчёная пища — нездоровая.
— Ну, это смотря сколько её есть. Если всю жизнь только ей и питаться, тогда, может быть, это и вредно, а полакомиться время от времени — я не видел людей, которые бы от этого умерли или хотя бы заболели. Ваш пропретор с его легатом и квестором разве выглядят больными? Трай, обязательно напомни мне перед отъездом, чтобы я, как только вернусь домой, послал Авлу небольшого копчёного осетра.
— С икрой? — у римлянина аж слюнки потекли.
— Икра будет в отдельном свёртке — её извлекают из ещё свежей рыбы…
Атлантический осётр, он же — европейский — это достаточно близкий родич нашего, черноморско-каспийского. В нашем современном мире он редок, даже на грани исчезновения, как и вообще почти все осетровые. Ведь что гласит народная мудрость? Не будь сладким — съедят. Вот и съели осетровых, оказавшихся слишком вкусными для процветания в мире, где господствует прямоходящий безволосый примат хомо сапиенс. Но в античном мире к этому процессу ещё только приступают, и осетрина в нём не на каждом прилавке рыбных рынков попадается вовсе не оттого, что редок сам осётр, а оттого, что неудобен он для массового лова. То ли дело тунец, плавающий сотенными и тысячными косяками! Закинул сети, так улов сразу на десятки, а то и на сотни пойдёт, только не ленись вытаскивать. А осётр — рыба в основном одиночная. Попадётся мелкий на удочку — с удовольствием выудят, попадётся крупный под рыбацкий трезубец — с ещё большим удовольствием загарпунят, попадётся в сеть — с точно таким же удовольствием вытащат, но такая рыбалка ближе к спортивной, чем к промысловой, потому как результат не гарантирован. Вчера поймал, сегодня нет, завтра — как повезёт. Поэтому чисто на ловле осетровых никто из античных рыбаков не специализируется, а специализируются на той осетрине только торговцы рыбой, скупающие у промысловиков их улов. А так — не такой уж он и редкий, этот атлантический осётр, и у атлантического побережья Европы обитает, и в Средиземном море по его северной стороне. Когда он на нерест в реки идёт, ловят его довольно часто, в том числе и в Бетисе, да только вот не коптят почему-то, а варят, жарят или запекают, а при заготовке впрок — солят, вялят или маринуют. Вот спрашивается, ну не дурачьё ли? Осетрина — она ж именно в копчёном виде наиболее вкусна. То ли врачи греческие всех так застращали, будто копчёности вредны, то ли просто античных мозгов не хватило, чтоб додуматься.
Я как-то даже и внимания на рыбных блюдах не заострял, пока Велия осетром небольшим на рынке не отоварилась и не спросила меня, отварить его или пожарить — я аж дар речи потерял, млять, от такого кощунства. А потом супружница в осадок выпала, когда я велел его закоптить, но античный мир — мир патриархальный, и воля мужа в нём — закон для жены, так что возражение у неё нашлось только одно и вполне конструктивное — ну не знает она, как это делается. Я тоже всех тонкостей копчения рыбы не знал, зато знал другое — что скифы прекрасно понимают толк в копчении мяса, а скиф у нас, хоть и в количестве одной штуки, таки имелся — мой вольноотпущенник Фарзой. Вызвал я скифа, поставил ему задачу, велел всем неукоснительно исполнять все его указания, и закоптили осетра в лучшем виде. Велия на нас как на дикарей глядела, но когда вся наша компания, собравшись, с урчанием набросилась на "испорченную" рыбу, то и сама попробовать решилась, после чего и её было от блюда уже не оторвать. Детей — тем более. В общем, я замшелым античным придуркам не указ, и со своей осетриной они могут делать всё, что им только вздумается, но мы её теперь — исключительно коптим.