— Почему не хочешь перенести свою встречу? — написал я. Хафл пробежал взглядом по записке и вздохнул.
— «Резвый Скечуа» — это пароход, на котором прибудет торговец, зайдёт в Пампербэй завтра днём. А на закате, пополнив запасы провизии, продолжит рейс. И Греймур вместе с ним. Переговоры же могут затянуться не на один час… да и оставлять Фари одну в порту, пусть и ненадолго… сам понимаешь, идея не из лучших. Не то место.
— Сколько? — черкнул я. Падди задумался.
— Скеллинг, если просто привезёшь заказанное, и два фарта с каждого выторгованного скеллинга. Или…
— Не тяни кота за хвост, мелкий, — вручая записку хафлу, я фыркнул.
— Если вложишь в покупку ещё и свои средства, то могу предложить четверть от стоимости зелий, что я изготовлю из купленных тобой ингредиентов, — пожевав губами, предложил он. Вот же… мелкий, жадный хафлинг!
— Половину, — прохрипел я. Зелья, приготовленные магом-алхимиком, конечно, штука недешёвая, даже очень недешёвая… видел я их в продаже. Ну, так и ингредиенты для них тоже не фарт и не два стоят. И где гарантия, что я хотя бы просто отобью свои вложения?
— Треть, — азартно предложил Падди.
— Две пятых, — вывел я в блокноте и, чуть помедлив, дописал: — и по одному пану с каждого выторгованного для тебя скеллинга.
— Идёт! — чуть подумав, кивнул белобрысый. Я же вновь взялся за карандаш.
— Учти, я не алхимик, так что за качество предоставленного твоим контрагентом товара ответственности не несу.
— За это не волнуйся, — небрежно махнул рукой Падди. — Я Греймура давно знаю, он не подведёт. Собственно, потому и работаю именно с ним. Товар у него всегда качественный… жаль, что он редко в Тувре бывает.
— Что ж, тогда жду список, деньги и письмо к этому твоему Греймуру, — написал я, и хафл просиял.
— Деньги — вот, — в мою руку упал кожаный мешочек с монетами. — А письмо сейчас напишем.
Падди выудил из возникшего перед ним облака портала пенал и чернильницу, после чего, согнав меня с лавки, разложил на ней принадлежности для письма и, вытащив из кармана список покупок, принялся писать послание прямо на его обороте. Шустрый мелкий.
Глава 5
Что кажется, чем окажется
Боцман Гарни, массивный одноглазый орк, прекрасно знал, как его кличут матросы «Резвого Скечуа», и лишь усмехался, прикусывая чёрный как смоль длинный ус, заслышав тихие матерки в отношении некоего «Коргёра[20]». Само собой, ни одна из «мартышек» или «трюмных крыс» не осмелилась бы назвать его так в лицо без последствий для собственных физиономий, но… плох тот боцман, что не знает своего прозвища, гуляющего среди матросни. А Гарни считал себя отличным боцманом. И честное слово, у него были для этого все основания. Проданный городской общиной Нимма в юнги франконского военного флота, Гарни, бывший тогда мелким орчонком-сиротой, застал закат парусного флота и изрядно полетал «мартышкой» по вантам и реям, прежде чем «дорасти» до палубной работы, для которой требовалась недюжинная сила и определённый опыт. Свой десятилетний контракт на военном флоте он закончил палубным мастером на пароходофрегате «Стремительный», и перешёл в торговый флот.
Франконские каботажники[21] сменялись табрийскими трампами[22], а те, в свою очередь, имперскими линейниками[23]. Попытал он свою удачу и на пассажирских линиях Ревущего океана, но быстро понял, что это не его, и с лёгкой душой вернулся на полюбившиеся ему трампы, один из которых и стал для Гарни домом, в полном смысле этого слова. Здесь одноглазый орк стал не просто членом наёмного экипажа, а совладельцем судна. И пусть ему принадлежала совсем небольшая доля, Гарни её вполне хватало. Правда, были здесь свои подводные камни, но куда уж без них.
Именно поэтому Коргёр совершенно не удивился, когда в его личную каюту без стука вломился нынешний машинный мастер «Резвого Скечуа». Чумазый, воняющий угольной пылью и гарголовой смазкой, как всякая «трюмная крыса», мастер Бродденаур ввалился в маленькое помещение, и то стало ещё теснее. Несколько минут Гарни выслушивал матерную тираду гнома, и лишь когда в бочкообразной груди машинного мастера закончился воздух и тот умолк на секунду, чтобы перевести дух, боцман кивнул.
— Ну? — равнодушный, лишённый любых намёков на эмоции, голос Коргёра словно вернул гному разум.
Бродденаур смерил взглядом боцмана, вальяжно рассевшегося на складном кресле у столика и тяжко вздохнул.
— Говорил я тебе, нельзя ушастого в машинное ставить! — буркнул гном.
— Говорил, — согласился боцман и, поморщившись, спросил: — и что он опять натворил?
— Сходил в гости к саламандрам! — рыкнул вновь начавший распаляться гном. Гарни побледнел.
— Жив? — спросил он, поднимаясь со слишком маленького для его массивного тела креслица.