— Было еще много разного, но суть такова. Вот моя история.
Принесли куличик с двумя вилками. Эрни молчал. Дженет подцепила вилкой кусок.
— Эрни, хотите попробовать? Эрни посмотрел на свои руки.
— Очень вкусно, Эрни.
Эрни протянул руки к пирогу, но тут же отдернул их.
— Думаю, мне пора ехать, Эрни, — сказала Дженет, опуская вилку.
Голова Эрни еле заметно дрожала.
— Все в порядке, Эрни. Но думаю, мне пора.
— Я съем с вами кусок пирога, Дженет, но я...
— Тсс!
— Но...
Тсс.
Дженет заглянула Эрни в лицо. Потом вышла из ресторана и села в свою машину.
Она поехала на запад, навстречу закату; в новостях недавно сообщили, что лесные пожары на острове Ванкувер превратили небо в красочное зрелище, и это была правда. Сидя в своей машине, Дженет почувствовала, что впервые в жизни уезжает от людей — их нужд, любовей, их изъянов, списка их неизлечимых ран, их потаенных, неутолимо страстных желаний, перечня их ошибок и заблуждений.
Она проехала мимо перевернутого «камаро», окруженного нарядом дорожной полиции и кучкой остолбеневших подростков.
Перед глазами Дженет мелькали клены, дома, чайки и речные отмели.
Дженет почувствовала, как весь внутренний груз воспоминаний оказывается за бортом — все те робкие, печальные представления о благопристойности образца 1956 года, исчезнувшие, как москиты в августе, шестьдесят пять лет никем не вознагражденной доброты, бесстрастный секс, подтачивающее и никуда не ведущее чувство вины и брошенности, уик-энды, проведенные за стрижкой азалий, штопкой дырок в Сариных чулках, — все ушло.
Солнце окончательно скрылось, нырнув за остров Ванкувер.
25
Флориан появился ровно в шесть — вкрадчивый, слегка одутловатый перезрелый блондин. Белки глаз у него были желтые, а один из передних зубов, порыжевший от никотина, выдавался вперед. Он легко мог сойти за типа, у которого Дженет прошлой зимой покупала зимние покрышки.
— Вы, должно быть, — пауза, —
— Но сначала позвольте поцеловать вам ручку.
Флориан приложился к ее руке. Дженет почувствовала кончик его языка —
— О-о, как это по-континентальному.
— Enchante[8], — Флориан заглянул внутрь.—Так это ваш дом?
Дженет осмотрелась, словно ее обвинили в преступлении, которого она не совершала.
— О, Боже мой, нет.
— Прямо камень с души, оттого что вы это сказали.
Несколько мгновений Флориан наслаждался интерьерным шедевром Гейл.
— Самый поверхностный взгляд заставляет затосковать по изумительно пустому пространству японской комнаты, в которой стоит одна-единственная ваза с хитроумно изогнутой ветвью.
Он быстро заглянул в гостиную.
— Got im Himmel![9]
— Это все курам на смех, я знаю. Как вам здесь? Райское местечко, да?
— А вы в нем — прекрасная магнолия.
— Обождите минутку, я только захвачу свои вещи.
— Например... таблетки?
— Еще какие — не поверите, — улыбнулась Дженет.
— Поверю. Семейный бизнес, вы ж понимаете.
— Да, конечно.
Дженет нашла свой пузырек с таблетками, и оба вышли через парадную дверь, которую Дженет оставила незапертой.
— Где будем ужинать?
— Я присмотрел одно место на берегу в нескольких милях отсюда. Если честно, то раньше я никогда не бывал в Дайтоне-Бич и ее окрестностях.
— Тут везде подают либо стейк, либо рыбное филе, напичканное бактериями. Чего бы мне по-настоящему хотелось, так это оказаться во французском ресторане, но ты всегда была мечтательницей, Дженет Драммонд. Какое у них нежное масло, и потом французы никогда не жмутся насчет соли.
— О! — сказал Флориан. — Значит, вы тоже любите посолонее.
— Бог мой, да! Если бы вам удалось найти солончак на коровьем пастбище, я с наслаждением поужинала бы с вами там.
— Дженет, я просто обязан послать вам бутылку мальтийской морской соли, Fleurs de Sel Sardaignain — маленькие кусочки анчоусов в каждой грануле, просто пальчики оближешь.
— Кажется, я видела такую в программе Марты Стюарт.
Лицо Флориана ненадолго омрачилось.
— Почему эта женщина повсюду сует свой нос?
— В наши дни все делают несоленым. Пища такая пресная. Вы заметили?
— Еще бы. Пожалуйста, забирайтесь. Флориан распахнул перед ней заднюю дверь «линкольна», водитель которого был отделен от задних сидений стеклянной тонированной перегородкой.