Non Cursum Perficio (СИ)

-Ты поступил правильно. Я горжусь тобой, Денёк, – командор войны прикусил нижнюю губу, крепко обняв Диаса, прижал его черноволосую голову к своему плечу и потрепал по затылку с неловкой нежностью. И хотя ожоги от этих прикосновений болели так, что хотелось орать, Диас не отстранялся, не отталкивал рук Марио – он не ведал отцовской ласки с семи лет, с тех пор, как мир повернулся к двум братьям своей жестокой и горькой правдивостью. Он стоял в бинтах, с всё ещё горячим револьвером в руке, зажмурившись, и не видел, как плачет командор войны Марио Садерьер, и как по приоткрытым губам его мёртвого близнеца ползёт блестящая на солнце муха…

И хорошо, что не видел. Иногда лучше жить с закрытыми глазами, что ни говори.

С того дня больше никто не звал младшего Садерьера Диас – без стоящего впереди Доре это звучало странно – и тревожило память… Марио предложил сыну изменить имя на северный манер: Дьен. Дьен Садерьер.

====== 17. Практикант ======

…История и дорога закончились одновременно. Много лет назад Диас с отцом ушли в дом, повернувшись спиной к чужому им мёртвому парню, лежавшему под вишней – а сейчас Дьен и Рыжик сидели в чёрном Mitsubishi возле входа в административный корпус. По тонированному стеклу тёк дождь, отражаясь в широко распахнутых глазах окаменевшего Рыжика. Цепкий ужас неминуемости и тоскливая обречённость тёмными водами Стикса плескались в его зрачках.

-Я не хочу туда, – Рыжик всей спиной вжался в сиденье, словно кто-то тащил его из салона. Его взгляд был прикован к двум высоким узким окнам с кремовыми шторами на 11-ом этаже.

-Успокойтесь, милорд, – Дьен снял с шеи цепочку с компасом, вложил в ладонь Рыжика, сжал его пальцы, подтверждая свой дар. – В Антинеле теперь другой директор. Я сделал, как вы меня просили. И отдал отравленное яблочко в надёжные руки одного любопытного Адама в белом…

Из Рыжика вырвался какой-то изумлённый выдох-вскрик. Он неожиданно распахнул дверь и выскочил под дождь, бросившись к крыльцу. Миг, блеск стекол открывшейся двери – и Рыжик исчез, оставив после себя лишь ароматы сигарет и осенних цветов. Дьен терпеливо ожидал, чуть усмехаясь и пощёлкивая пальцами в такт мелодии «Mar de Suenos» из магнитолы. Ему сейчас было удивительно легко и пусто – словно всё то белое безмолвие, все те сковавшие душу льды неожиданно превратились в пух одуванчиков и от одного вздоха рассеялись, разлетелись, чтобы не вернуться. Садерьер наконец-то понял, почему многие, очень многие, даже до дрожи боясь Норда, даже впадая в кому от вида одной его тени, всё равно приходили в кабинет на 11-ом этаже и рассказывали свои истории.

«Всего один раз решиться – и рассказать всё, без утайки. Вывернуть наизнанку свою память, вытряхнуть оттуда колючие крошки, не дающие спокойно жить. Исповедаться тьме… это нечто, подобное смерти, – подумал Дьен. – А он с удовольствием слушает чужие жизни – коллекционер грехов. Вот и мои теперь хранятся там, в сладостной, непроглядной темноте его души… Святой Са, как всё же хорошо, что я осмелился рассказать, осмелился развалить эту душную плотину на реке собственной жизни! Сейчас течение успокоится, вода войдёт в берега – и отразит в себе небо. Все будет хорошо, постепенно и вкрадчиво – ведь добрые вести дают знать о себе тихо…».

-Дьен… Денёк.

Рыжик стоял у его дверцы – мокрый до костей, одновременно какой-то пришибленный и улыбающийся во весь рот. Брови двумя карандашными штрихами выгнуты над этими столь изумительно изумлёнными раскосыми глазами, в руках – золотой компас и дымящийся, как ствол револьвера после стрельбы, стаканчик кофе.

-День, спасибо… Ты знаешь, оказывается, узы есть не только у Ливали с её Некоузьем – я сейчас понял, День, как сильно я на самом деле люблю Антинель. Вот честное слово, прямо охота побежать пообниматься с каким-нибудь фонарным столбом, или там с полковником Йельчиным, никакой разницы… Я так люблю Антинель, потому что теперь я свободен от него. Понимаешь?.. – Рыжик тряхнул вымокшими волосами, требуя ответа.

-Да… мне кажется, я понимаю… – Дьен неуверенно улыбнулся в ответ. Ему одновременно и нравилось, и было слегка страшновато наблюдать за этим существом, сумевшим расколошматить вдребезги свой предыдущий образ холодного администратора, директора Антинеля Джель Норда, и сейчас летающим, словно маятник, где-то между смешливым мальчишкой и отравленным истиной и горечью милордом.

-Не надо, Дьен, – мягко произнёс Рыжик, – не вглядывайся в бездну. Смотри, какие красивые узоры дождь рисует на поверхности…

Садерьер велел себе прекратить видеть чёрные крылья за спиной милорда, бесстрастные, ледяные антрацитовые глаза на фарфоровом лице, и пальцы, сжатые на эфесе шпаги в виде змеи. Мигнул, секунда – и перед ним стоит мальчишка Рыжик, насмешливо косящий на него из-под длинной чёлки и дующий на стаканчик с кофе. Да. Не будем вглядываться в бездну. Не будем.

-Ну и что мне с вами делать? – спросил Дьен, озирая корпуса. – Почему-то мне кажется, что в моей квартире вы остановиться не захотите…