Non Cursum Perficio (СИ)

-Нас предали, – с болью и горечью, словно сгусток запёкшейся крови, выкашлянул из себя Марио. Его слова, барахтаясь, тонули и пропадали в грохоте перестрелки и хриплом, горловом пении третьего капо их посёлка – женщины-капо. Закрыв глаза и сложив на груди руки, Солли Салара тянула исполненные страсти и жгучей ярости слова древнего языка сакилчей, призывая духов огня – и солома на крышах домиков тлела, готовая загореться, а многие солдаты полковника падали сейчас, объятые огнём с ног до головы…

-Уходите, мы с Солли прикроем вас! – ещё раз крикнула Мьеанж. В свете полыхающего авто Оджи Салавэ её смуглые щёки блестели, словно на улице шёл сильный дождь…

-Нет! Нет, я не верю! – чуть поодаль притормозил снежно-белый Ford Fiesta, изрисованный быстрокрылыми ласточками. Лаэтта вопреки запретам всё-таки увязалась за сакилчами, чтобы посмотреть на их блестящую победу – а увидела кровавую бойню и смерть собственного отца…

Не успел никто и глазом моргнуть, как бледная Лаэтта бросилась в посёлок – только грива черных волос да длинная кружевная юбка мелькнули. Не слушая окликов Марио, оглушённый всем происходящим, Диас метнулся вслед за девушкой, стремясь удержать, спасти её. Он забыл о том, что в патроннике осталось всего на два выстрела, и что он ещё ни разу не участвовал в настоящей боевой операции – набеги на единичных Ломателей не в счёт. В этот момент рассудок Диаса отключился напрочь – впрочем, кому и когда рассудок помогал совершать подвиги?..

Топот ног, тяжёлое дыхание, гарь, чад, ночь, выстрелы где-то рядом, и не понять, свои это стреляют или чужие?.. Край белой юбки мелькнул за углом какого-то административного здания. Когда задыхающийся Диас нагнал девушку, Лаэтта уже бежала вверх по ступенькам крыльца с выдранной из какого-то забора палкой наперевес, прямо на пулемётчика, и это было бы нелепо, так нелепо – если бы не было так отчаянно драматично…

-Стой, дурёха! – Диасу лишь чудом удалось с первого выстрела снять пулемётчика через щель в ставне; он одним прыжком нагнал Лаэтту и повалил её лицом вниз – в тот же миг о гранит лестницы, выбивая из камня искры, завизжали пули.

-Пусти, пусти меня, – рыдала Лаэтта. Её длинные волосы лежали на ступеньках, словно чьё-то надломанное чёрное крыло. – Мне всё равно не жить с этой болью, пусти, дай отомстить…

Диас не успел ей ответить – по правой руке чиркнуло раскалённым металлом, и Садерьер, вскрикнув от боли, вскинул голову. Он уже знал, что следующая пуля будет в лоб. Не стесняясь.

-Не стреляй! – неожиданно воскликнул кто-то внутри здания, – это же свои, это Доре Садерьер!

На крыльцо выбежали несколько человек в военной форме гвардии Света – они помогли сакилчами встать и провели их в дом. Диас по инерции шёл, не вполне понимая, куда идёт. Мир расплывался перед глазами в какой-то горячечной дымке, слова военных долетали глухо, словно сквозь вату, и причиной тому была вовсе не рана на руке – нет, к физической боли сын командора войны за эти десять лет успел привыкнуть. Эта боль была куда страшнее любых ран – сердце Диаса замерло, сведённое судорогой понимания. «Это же свои, это Доре Садерьер»…

Где-то рядом одурело всхлипывала и, кажется, пыталась кусаться и царапаться Лаэтта, которую держали двое гвардейцев, но всё это было там, за пеленой непереносимой боли от предательства… и кого! Не сакилча из другой семьи – хотя это тоже было бы немыслимо, сакилчи никогда не предавали своих – но ведь нет! Брата, близняшки, такой родной крови и плоти, что ближе просто представить себе невозможно…

-Извини, в темноте вы все на одно лицо, смуглые да тёмненькие, – Диас поднял голову, услышав мягкий голос с сильным акцентом, и встретился глазами с подтянутым светловолосым мужчиной в кителе полковника. – Доре, ты…

-Я не Доре, – сумел проговорить Диас еле слышно, а вернее, прошуршать, словно стёртая наждачная бумага. Горло пересохло, и каждое слово давалось с трудом. – Я не Доре, я его брат Диас… Мы с ним близнецы, – помолчал и прибавил зачем-то непонятное, – были.

-Вот так дела творятся, – как-то по-домашнему изумился полковник Элиэзер. Он смотрел в перекошенное, страдальчески-недоуменное смуглое лицо своего врага по крови – «совсем ещё мальчишка! Каких мальчишек отправляют эти чокнутые сакилчи на войну!» – и не мог не жалеть его. Всё-таки как-то неправильно был устроен боевой маг гвардии Света, полковник Элиэзер…

-И что же нам с тобой делать, вторая половинка сарларского «Здрасьте»?..

Ответом было недоумённое пожатие плечами, вроде «ну, это же очевидно». Бедный мальчик, ему очевидно, что если ему будет позволено, он сейчас убьёт себя – у сакилчей страшный позор пасть от руки врага или дать себя пленить.

-Глаза, зелёные, как сердолик, – неожиданно сказал Диас с неприкрытым страданием. – У неё. И у вас тоже. Она ваша дочь, эта зеленоглазая девушка… Святой Са, что ты наделал…

-Уходи, – глухо сказал полковник Элиэзер, отворачиваясь. – Я не убиваю детей.