Non Cursum Perficio (СИ)

Он выудил из кармана свой чёрный LG с бриллиантом на крышке и вызвал Дьена Садерьера, который в это время мирно ел оладьи с вишнёвым вареньем на своей кухне и меньше всего ожидал звонка от Рыжика.

-…Здравствуй, Дьен, – потусторонне прошуршал в трубке Садерьеровской «Моторолки» чёрный бархат, и командор войны вздрогнул от озноба. Потом положил надкусанную оладью обратно на тарелку и суетливо облизал измазанные пальцы, воровато оглядываясь, словно его мог кто-то видеть.

-Дорес тэхе, милорд, – Дьен всем своим голосом пытался не выдать тот факт, что трепещет, будто наколотая на иглу и ещё живая бабочка. Вишнёвый телефон в его руке наливался спелым холодом октябрьской ночи. Рыжик вытянул паузу и потом осведомился:

-Я тебя там ни от чего, ни от кого не отвлекаю?..

-Нет, – соврал Садерьер, втыкаясь взглядом в банку варенья.

-Bueno… Тогда не выполнишь ли ты одну мою ма-аленькую просьбу? – судя по интонации Рыжика, его просьба была дюймов двух в размере и помещалась между разведёнными большим и указательным пальцами. Садерьер безусловно согласился, потихоньку начиная испытывать любопытство. Раньше до него ни с какими просьбами не снисходили вообще.

-Сходи, пожалуйста, во флигель с геранями на нулевой уровень. Я не стану отключаться и немного побуду твоим GPS…

-Уже иду, – Дьен ухватил с собой оладью и, элегантно поедая её на ходу, пошёл вниз по широкой парадной лестнице – он обитал в полногабаритной пятикомнатной квартире на десятом, последнем этаже этого самого флигеля. Конечно, в те времена, когда не носился по мирам, сшивая из дорог и трасс новые узоры для своих ладоней.

-Ты там что-то кушаешь? – расслышал Рыжик звуки, которые издавала погибающая оладья.

-Я надеюсь, это не сырник?!

-Нет, милорд, – успокоил его Садерьер и опять облизал пальцы. – Так, я спустился на нулевой уровень по парадной лестнице, ну, где эти витражи с малиновыми птеродактилями, что дальше?

-Прости, с малиновыми что?.. Ты про купидонов?..

Дьен обернулся и внимательно осмотрел высокое витражное окно, освещённое висячими, стилизованными под винтаж ДК шестидесятых годов светильниками. Существа, которых Рыжик назвал купидонами, хищно скалили мелкие треугольные зубки, неприятно поблёскивая голубыми глазками на ярко-алых лицах.

-Ну да, – согласился он, – я про купидонов.

-Так, иди прямо по узору из чёрных плиток на полу, и упрёшься лицом в дубовую дверь с резьбой в виде львов. Открываешь её, слева в стене утоплен щиток. Там ещё фантик от ириски между дверец запихнут, чтобы не распахивались, – деловито объяснял Рыжик. – Открываешь щиток, открыл? Теперь смотри, там два провода разного цвета склеены между собой изолентой.

-Да, вижу. Два красных проводка, – отчитался Садерьер послушно.

-Нет, Дьен, один красный, а другой – карминовый! Смотри внимательнее.

-Ааргх, – выразился Дьен вполголоса. – Да, вижу. Что нужно сделать?

-Оторви их друг от друга, – велел Рыжик, обрадованный Садерьеровской сообразительностью. Обычно Дьен плохо понимал с первых пяти раз, что именно хочет от него милорд, но вся эта история с побегом и поисками истинного севера явно пошла Садерьеру на пользу.

-Сейчас, секундочку, оп!.. о, ллять, – с чувством откомментировал Дьен погасший свет, после чего добавил ещё кое-что на сарларо, перевода чего (он очень на это надеялся!) милорд не знает.

-Подождите, я фонарик в телефоне включу. Тут электричество отрубилось…

-Странно, – искренне изумился Рыжик, – я думал, флигель давно на автономке стоит. Ну да не суть важно. Ладно. Посмотри, там внутри у щитка есть такой большущий, покрытый паутиной рубильник с подписью под ним «Не включать!», видишь? Включи его.

Садерьер испустил тяжкий вздох, ощущая себя слепым сапёром на минном поле, и послушно потянул вниз массивную рукоять. Матовые лампы под потолком мигнули и плавно разгорелись, навеяв воспоминание об окончании сеанса в кинотеатре. Больше ничего интересного и ужасного не случилось. Дьен даже слегка обиделся.

-Не дуйся, – почуял его настроение Рыжик, – птичка вылетела в другом месте. И радуйся, потому что это было довольно-таки страшная птичка…

-А зачем это всё вообще было? – полюбопытствовал Дьен, поднимаясь обратно по лестнице и стараясь не озираться на «купидонов». Парой пролётов выше витраж был безобиднее – всего-то сексуальная оргия бесхвостых лиловых коней и белых баклажанов с глазами. Директор Антинеля называл эту витражную картину «Почтовая тройка», и Дьен всегда завидовал его способностям к восприятию сюрреализма в искусстве и прочего артхауса.

-Да тут в инфекционке какой-то головоногий в лифте умудрился застрять, – объяснил Рыжик.