Ноль часов по московскому времени. Новелла II

И в каком-то смысле повезло: двое оказались на Сотби в Лондоне, один с инфарктом в больнице. То есть из прямых подозреваемых — четверо.

Все уже знали о случившемся и обрадовались, что заеду к ним сам, а не потащу на Петровку. По Сотби я сразу проверил в погранслужбе — действительно, отбыли три дня назад и еще не вернулись.

Уже побывав у первого и ровным счетом ничего не почерпнув, кроме впечатления о тоже крайне «упакованной» квартирке, я вспомнил папины слова и брата «У этих воров еще нет готового клиента». Пропало желание двигаться к остальным: у людей из этой категории, да еще в наше бардачное время, когда безотчетно через границы перевозят ракеты и танки, у таких людей нет готового клиента? Ну, пусть не клиента, но перевозчика с дипломатическим паспортом, чтобы положить в европейском банке в свой сейф, у них тоже нет?.. Чушь! Эти люди и при строгой советской власти перебрасывали на Запад крупные ценности. На этом, кстати сказать, попались даже кое-какие детки членов Политбюро. А сколько всякого не попалось?

…

Ко второму приезжаю в высотку на Котельнической набережной.

Квартиры здесь все неслабенькие, а эта, наверное, комнат в пять. Встречает меня какая-то молодая женщина, потом вижу хозяина лет за шестьдесят, представляется и… оп-тебе… один из мэтров советской живописи. Как я сам по фамилии не догадался?

Приглашают вежливо.

Усаживают к столу.

Робею немного — лауреат государственных премий, и всё такое…

Кофейник, чашки, блюдо с печеньями, коробка конфет.

— Печальное событие, молодой человек, да, печальное. Конфеты употребляйте, французские, между прочим.

Я, не зная с чего начать, начинаю пить и употреблять.

Меж тем, проницательный хозяин уже вполне оценил мою незавидную роль.

— Давайте я вам расскажу, всё, что знаю, в связи с этой историей.

— Буду очень признателен.

— Кофе хороший?

— Отличный.

— Вот, и я с вами попью.

Выясняется скоро, что знаменитый художник был руководителем курса «Суриковского», когда Марина там училась.

— Очень талантливая художница, — он, помолчав, произнес с ударением: — была бы.

— А… что ж помешало?

— Дядя. Да-да, этот самый. Он пятью годами старше меня. Возглавлял тогда и деканат и партком. Редкостный пройдоха, а художник никакой. М-да, знаете ли я придерживаюсь не нашей народной традиции — «О мертвых либо хорошо, либо ничего», а европейской: «Только правду о мертвых». Так говорили римляне, и то же самое говорил Вольтер.

Я очень энергично кивнул, впрочем, профессионально оценив сказанное, а не этически:

— Но чем он мог Марине Сергеевне препятствовать?

— У нее родители погибли в автокатастрофе как раз в конце первого Марининого курса. Дядька взял ее под опеку и на иждивение. А она с полгода вообще плохо чего соображала. Отдала материнскую часть коллекции…

— Тут я, простите, прерву. Значит, уже была семейная коллекция?

— Маринин дед был заместителем нашего коменданта в Берлине, ну и, соответственно, всего вокруг.

— Да, понимаю.

— Наследство было примерно поделено поровну. Но а досталось всё брату — дяде Марины.

— А про художество ее?

— Переориентировал на реставратора. Маринка тогда сама себе толком цены не знала — ну, получается и получается.

— То есть он ее сделал под свои нужды?

— И не только ее. Вообще был живоглот — всегда мало. Отправлялся каждое лето со студентами на севера — искусство древне-русское изучать, там в деревнях староверческих представляете что можно было найти?

— Век, этак, XV–XVI?

— И даже раньше. А при андроповских временах промышлявшим этим делом любителям срок реальный грозил.

Андроповские времена… нет, не когда он на короткий срок сделался генсеком, в 1982-84, а когда возглавлял КГБ с 1967 по 1982 год. Это был редкий случай верного ленинца, и в методах, следуя своему вождю, он не стеснялся. Забавно, что в отечественной мифологии данная фигура рисуется чем-то вроде интеллигента. В лагеря и психушки при этом «интеллигенте» совали за малейшее публичное проявление некоммунистических мыслей. Но главное — именно он был первым зачинщиком ввода наших войск в Афганистан, бессмысленной (и проигранной) войны, стоившей нам 30 тысяч погибших и более 100 тысяч получивших разной степени увечья. Я не зря назвал его верным ленинцем, потому что это очень важная для исторического внимания категория идейного изуверства.

Изуверство на Руси — явленье вполне заурядное: семейное; над крепостными крестьянами; солдатами — особенно в эпоху Николая I; над боярами при Грозном; сталинское и т. д. Но по сути своей это все было не изуверство, а терроризм в том или ином изощренном авторском исполнении. И зря считают, что это явление «верхнего этажа» — вспоминаем Максима Горького — это поведение снизу туда пробравшегося. Ну «скифы мы с раскосыми глазами» (А. Блок) и «… будем белых братьев мясо жарить» (он же). Жарили. Правда, чаще свое. Однако случились два раза идейные изуверства: раскол — переход к новой вере пыточно-издевательским методом — и коммунизм-ленинизм — тоже переход к новой вере, но в еще более страшной форме. И до сих пор мало кто вполне понимает, какое в мавзолее лежит чудовище.